Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

В проезд мой из имения Прутченко в Нижний холера была сильна во всех селениях, через которые лежал мой путь; по дороге встречалось мало проезжающих и обозов; в селениях не только не было хороводов и других сборищ, но почти никто не выходил на улицы, и крестьяне в опасении заразы не пускали проезжающих в избы. В Нижнем большая часть жителей, опасаясь холеры, сидели по домам, и город казался опустевшим. Подчиненные мои, узнав о моем приезде, прислали мне записки, в которых просили дозволения не являться ко мне по случаю моего приезда, если они нужны мне по делам службы, то чтобы я их об этом уведомил, и они немедля прибудут. Я просил пятерых из моих подчиненных, которые у меня бывали чаще других, приехать ко мне в 4 часа {пополудни} и такие же приглашения послал к начальнику судоходной дистанции Дмитриеву и к вышедшему из этой должности в отставку проживавшему в Нижнем Николаю Ивановичу Лику. Они все приехали в весьма мрачном настроении; я пригласил их в 4 часа со мною отобедать; некоторые с трудом согласились. Сначала все ели с большим опасением; вина же почти не пили, но я настоятельно требовал, чтобы выпили по крайней мере по одному бокалу шампанского, что все исполнили, а потом некоторые выпили и по другому. Пошли разные толки о происходившем в городе, и к вечеру при общей веселости было забыто о холере. Я убеждал всех, что во время эпидемии не следует менять рода жизни и в особенности не падать духом, и пригласил всех обедать у меня на другой день. Обед этот и за ним вечер прошли еще веселее, чем накануне, и так продолжалось до возвращения жены моей. Она, приехав в Москву в самый разгар холеры, уехала вместе с моею сестрою и ее дочерьми в Екатерининскую пустынь{303}

, где сестра наняла домик и где они, вследствие живости и всегда веселого настроения моей жены, жили очень приятно, несмотря на близость Москвы (около 20 верст), в которой свирепствовала холера. Узнав о моем возвращении в Нижний, жена моя и сестра, несмотря на сильную в Нижнем холеру, приехали ко мне. С сестрою были две дочери и две гувернантки, англичанки, родившиеся в России, Елизавета и Маргарита Францевны Смит. О первой я упоминал выше, а вторая, принявшая православие, поступила незадолго перед этим к сестре; жена моя подружилась с нею в Екатерининской пустыни. По приезде моей жены, я просил моих товарищей, в последнее время у меня обедавших, продолжать ежедневно обедать у меня, что большая часть из них исполняла; нас садилось за стол в иные дни человек по пятнадцати. Общество было веселое, живое и, несмотря на продолжавшуюся холеру, в особенности опасную в ярмарочное время, мы совсем о ней забывали.

В это время, в виду неприятных моих отношений к Урусову и того, что служебные мои занятия в Нижнем не представляли более ничего замечательного, я письмом просил Клейнмихеля об освобождении меня от этих занятий. В ответ на мою просьбу я получил дозволение только приехать в Петербург для объяснения, но чем бы оно ни кончилось, я решился более в Нижний не возвращаться, а потому, несмотря на то что не получил еще увольнения от службы в Нижнем, перед отъездом из него продал мебель и вообще неудобоперевозимое имущество. Продажа эта была произведена по весьма низким ценам, в особенности по причине эпидемии, {при существовании которой} трудно было отыскать покупщиков. В начале августа я с женой, с сестрою и ее дочерьми выехал из Нижнего Новгорода.

Глава VI

1848–1852