Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

По значительности ширины р. Шои в месте устройства переправы предполагалось послать для наведения моста оба понтонные парка: русский и австрийский. Перед выступлением их из Мискольца, им произведен был смотр в присутствии находившегося при нашей армии австрийского фельдмаршал-лейтенанта. Лошади нашего парка были в отличном состоянии, тогда как некоторые повозки австрийского парка были запряжены волами, приобретенными вместо павших лошадей; остававшиеся же лошади были сильно истощены, вследствие этого решено было на р. Шою послать один русский парк. Положение австрийского понтонного парка, по-видимому, нисколько не поражало упомянутого фельдмаршал-лейтенанта. В остальное время венгерской кампании много лошадей австрийского парка пришли в совершенную негодность, тогда как лошади русского парка, бывшего в большем употреблении, хорошо выдержали всю кампанию. Это объясняли мне тем, что тогда не было в австрийском парке одного общего начальника, и что понтоны были подчинены инженерному офицеру, нижние чины при парке линейному офицеру, а лошади фурштадтскому{368}, который имел в своем распоряжении несколько фурлейтов

{369}, обязанных ходить за лошадьми, для чего число их было недостаточно, и лошади были без надлежащего ухода, тогда как нижние чины русского парка, по приходе на стоянку, прежде всего заботились о лошадях, а после уже о себе.

В формулярном о службе моей списке сказано:

Во время этой (венгерской) кампании, по приказанию генерал-фельдмаршала, находился 26 и 27 июня при устройстве моста через р. Гернат у деревни Пого для следовавшего к армии 4-го пехотного корпуса из Дебречина.

Не знаю, почему записано в формуляре только одно это поручение, а не записано других, которые мне давали во время войны; впрочем, они были столь же не важны, и я не буду их описывать.

24 июня мне дано было предписание состоять при исправляющем должность дежурного генерала армии, генерал-майоре Заболоцком{370}

. Это предписание было бесполезно и по форме и по существу дела. В «Положении о действующей армии в военное время»{371} были определены обязанности инспектора военных сообщений, который подчинялся дежурному генералу, следовательно, нечего было меня назначать состоять при нем. Но на меня не было возложено исполнения означенных обязанностей, и вообще я от генерала Заболоцкого никаких поручений не имел, а постоянно их получал от Горчакова, а иногда от фельдмаршала, так что предписание от 24 июня осталось втуне.

«Положением о действующей армии в военное время» разрешалось иметь повозки для вещей только генералам и тем полковникам, которые заведуют отдельными частями. Инспектор военных сообщений хотя и заведует отдельной частью, но так как я был тогда подполковником, то дежурный генерал не согласился разрешить мне иметь повозку; положить же мои вещи во вьюки было затруднительно. Горчаков, по просьбе моей, разрешил, чтобы я имел повозку, считая это за исключение из правила. Каково же было мое удивление, когда при объявлении внезапного движения из Гайтвана[71] к Вейцену, приказано было бригадным генералам и всем полковникам оставить повозки в Гайтване и взять с собой только вьючных лошадей; в списке же тех, которые имеют право иметь при себе повозки, был назначен и инспектор военных сообщений.

В бытность главной квартиры армии в Мискольце я купил себе верховых и упряжных лошадей. Последних купил я у калужских крестьян, привезших какие-то принадлежности для армии. Фельдмаршал, проходя по улице, заговорил с ними и, получая умные ответы, заметил, что во всем управляемом им Царстве Польском нет таких умных и развязных крестьян.