Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

Сдачу Гёргея не замедлили приписать измене, но те, которые были очевидцами описываемых событий, конечно, понимали, что ему не оставалось более никаких средств к продолжению борьбы. Начальствуя необученным, кое-как сформированным войском, при котором не было устроено правильного управления для его продовольствия, он сумел уйти из Вейцена с 40-тысячной армией от русских сил, вдвое его сильнейших; впоследствии, преследуемый отрядом генерала Засса, сменившего сначала посланный отряд генерал-адъютанта Анрепа, он сумел не только избегнуть его, но пройти мимо русского 4-го пехотного корпуса и скрыть направление, по которому отступал, от генерал-адъютанта Граббе, наступавшего на него с севера, и от самого фельдмаршала, и весь этот переход до Гросс-Вардена он совершил по стране, опустошенной прежде проходившими через нее войсками, причем во встречах своих с русскими войсками имел иногда и перевес. Но, потеряв в этих стычках весьма мало людей, его армия между Вейценом и Виллагосом уменьшилась на одну треть; явно, что солдаты произвольно оставляли ее, частью от недостатка в продовольствии, а еще более от потери надежды привести к благоприятному окончанию начатое дело. По прибытии в окрестности Гросс-Вардена, армия Гёргея не имела более ни продовольствия, ни боевых снарядов, а между тем была окружена русской и австрийской армиями, в совокупности в пять раз ее сильнейшими. Положение войска Гёргея ухудшалось еще тем, что следовало большое число семейств воинов, так как им некуда было приклонить головы. Гёргей, по сдаче, сообщил о ней немедля всем начальникам венгерских войск, расположенных в разных частях Венгрии, предписывая им, как диктатор Венгрии, окончить бесполезную борьбу. Он послал такое же приказание, между прочим, и к генералу Клапке{389}

, бывшему в крепости Коморне, и вместе с тем к нему же, как своему другу, письмо, сделавшееся общеизвестным, в котором объясняет причины, побудившие его к сдаче. Известно, что из отдельных начальников венгерских войск один Клапка его не послушался и продолжал защищаться в Коморне, для осады которого был послан Граббе. В письме Гёргея о сдаче к графу Ридигеру мне не нравилось высказываемое им презрение к Австрии и к австрийским войскам; лично от себя он мог писать, следуя своим чувствам, но он писал как диктатор многочисленной нации и главнокомандующий значительным войском, а потому должен был знать, что по его сдаче эта нация и войско могут подвергнуться за каждое неприятное для австрийцев в его письме слово их мщению. Его резкие выражения относительно Австрии были тем страннее, что он никогда не разделял мнения той партии, которая желала видеть Венгрию совершенно отделенной от Австрии; за это он был в постоянной неприязни с Коссутом и с польскими генералами, пришедшими в Венгрию в надежде, по освобождении Венгрии, освободить части Польши, присоединенные к русской и австрийской империям и к прусскому королевству. Гёргей желал только сохранения для Венгрии тех конституционных прав, которые были ей даны отказавшимся в конце 1848 г. от престола императором и королем Фердинандом I{390}

. Воюя с императорскими австрийскими войсками для поддержания прав Венгрии, он считал себя верноподданным упомянутого императора и короля и в своих распоряжениях по армии даже действовал его именем.

Конечно, такой образ действий может показаться нелогичным, но, вникнув в тогдашнее положение Венгрии, он делается удобопонятным. Большая часть населения во всех сословиях разделяла понятия Гёргея; я мог бы привести этому множество доказательств; ограничусь одним следующим. В длинный переход из Дебречина в Гросс-Варден, который мы совершили в один день, я с несколькими русскими офицерами останавливался на полдороге позавтракать. Один из бывших с нами полковников требовал от хозяина постоялого двора, чтобы он с нами выпил за здоровье императора; хозяин с охотой выпил за здоровье Императора Николая. Когда ему объяснили, что от него требуют, чтобы он пил за здоровье австрийского императора, то он громко сказал:

– Пью за здоровье Императора и короля Фердинанда.

Ему грозили нагайкой, которую казак держал над его головою, и требовали, чтобы он пил за здоровье молодого императора Франца Иосифа, но он, несмотря на то, что ежеминутно ожидал приведения в исполнение угроз, повторял, что пьет за здоровье то Николая, то Фердинанда, и ни разу не произнес имени Франца Иосифа. Венгерский народ признавал только королей, коронованных венгерской короной; Фердинанд был коронован, а Франц Иосиф не был.