В феврале же 1852 г. было получено донесение Могилевского окружного правления путей сообщения, что на торги по ремонтному в следующие 4 года содержанию шоссе, устроенного Вонлярлярским, никто не явился, причем правление просило о том, чтобы поручено было Департаменту хозяйственных дел Главного управления путей сообщения найти подрядчика {для означенного содержания шоссе}. В это время поступило заявление Гуюса, управлявшего имением Клейнмихеля, о желании принять этот подряд с довольно значительной сбавкой со сметных цен. Клейнмихель приказал рассмотреть это заявление в общем присутствии департамента с приглашением в оное управлявшего Могилевским округом Станевича, Серебрякова и меня. В первом же заседании этого присутствия я обратил внимание на чрезвычайно высокую сметную оценку ремонтного содержания (сколько помню, около 2000 руб. на версту в год), с которой, конечно, нетрудно было сделать значительную сбавку. Так как Департамент хозяйственных дел получил от правления только итоги смет, то нельзя было судить, почему они вчетверо или даже впятеро более итога в смете на подобное же содержание других шоссе, а так как сметы не были еще утверждены Главным управлением путей сообщения, то я полагал, что до рассмотрения департаментом предложения Гуюса следует вытребовать подлинные сметы. Это предложение мое очень не понравилось Станевичу и постоянно во всем вторившему ему Серебрякову. Между тем в Петербурге начали уже говорить о том, что Клейнмихель отдает содержание шоссе управляющему его имением по чрезвычайно высокой цене. Чтобы мои заявления в департаменте не остались втуне, я решился в тот же день передать их Клейнмихелю, когда он вошел в гостиную своей жены, с которой я в это время играл в ералаш. Клейнмихель удивился, что сметы, по которым производились торги в Могилевском правлении путей сообщения, не были еще утверждены, что они не присланы правлением при торговом деле и что сумма, ими определенная, так высока; он очень благодарил меня за то, что я обратил на это его внимание, и приказал мне немедля отправить курьера в Могилев, с которым должны быть присланы сметы. Пока я этим распоряжался в канцелярии, он сел за меня играть в ералаш и, ничего не понимая в игре, порядочно проиграл.
Сметы из Могилева были доставлены после отъезда моего в Смоленск; они были проверены в Департаменте для рассмотрения проектов и смет, при чем в них убавлено работ и поставок более, чем на половину, так что хотя Гуюс и получил подряд по ремонтному содержанию шоссе за весьма выгодную сумму, но несравненно низшую против прежде им объявленной; контракт с Гуюсом был заключен на 4 года с тем, что по истечении этого срока, т. е. в 1856 г., подряд будет оставлен за ним еще на 4 года преимущественно перед другими лицами. Но в 1856 г. главноуправляющим путями сообщения был уже [
Проездом из Петербурга в Смоленск я 9 марта был в Москве; это день кончины моей тещи; побывав на ее могиле в Покровском монастыре, я немедля отправился далее, но не по шоссе, которое ведет большим кругом через Рославль, а по старой Смоленской дороге, на Соловьевский перевоз, от которого до Смоленска было устроено шоссе в бытность графа Толя главноуправляющим путями сообщения. На этом шоссе встречаются весьма значительные насыпи и выемки; его направление выбрано было в весьма неудобной местности и, как говорили, оно было предначертано Толем только потому, что по нему двигались наши войска в 1812 г. Работы по устройству шоссе должны были, по неудобству местности, стоить очень дорого, но их стоимость превысила все ожидания по причине беспорядков и злоупотреблений, допущенных смоленским губернатором Хмельницким{452}
, под наблюдением которого строилось шоссе, и инженером Шванебахом{453}; помнится мне, что они оба, во время суда над ними, умерли в петербургской Петропавловской крепости.