Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг.

Таннер рассказал, что телеграмма, решение о направлении которой было принято накануне и в которой мы просили от Москвы уточнённых данных, ушла в Стокгольм, также как и наше сообщение о том, что мы думаем над обращением к западным державам. Пришла информация, что правительство Швеции твёрдо решило отказать западным державам в праве на проход их войск через её территорию. Также было объявлено, что Германия по-прежнему надеется на заключение мира между нами и Советским Союзом, но она не могла повлиять на условия мира. По некоторым данным, в Стокгольме предполагали, что наш ответ был бы негативно воспринят в Москве. Швеция оказалась в сложном положении. Она всячески пыталась через представителя Советского Союза в Стокгольме добиться начала переговоров. Поскольку Выборг и Сортавала не были упомянуты в тех предложениях, которые были переданы нам через представителя Советского Союза в Швеции, а были сообщены Молотовым позднее через посла Швеции в Москве Ассарссона, в Стокгольме возникла мысль попробовать убрать упомянутые города из этого предложения. Представители западных держав в Стокгольме были бы крайне возмущены, появись у них хотя бы тень сомнений. Когда Таннер сослался на пример Чехословакии и Польши, которые остались без помощи, его пытались убедить, что наша ситуация совершенно иная. Но на вопрос о том, как войска западных держав могут добраться до Финляндии, справятся ли железные дороги с переброской такого количества войск и удастся ли обеспечить столь большие войска, не удалось получить ответ. Хорошая сторона вчерашнего решения заключалась в том, что вопрос обсуждался в Швеции и столицах западных держав. Переговоры шли, было очевидно, что Москва не считала их прерванными.

Премьер-министр сказал о своём обращении к Лондону, что сделало возможным перевозку 50 тысяч контингента в почти вдвое более короткие сроки, хотя ранее со стороны западных держав утверждалось, что количество направляемых на помощь войск ограничено пропускной способностью железных дорог, но ответ ещё не получен.

Из Ставки сообщили, что наши войска перешли на линию Выборг – Тали.

– Пеккала

: Приятно отметить, что ситуация вполне удовлетворительная. Ответ опасен, но надо надеяться, что он приведёт к лучшему предложению. Я всё же не уверен. Увидим это только тогда, когда получим ответ. Мне кажется, что западная помощь по большей части блеф. Они не помогли Польше, хотя обещали. И Чехословакию они призывали сдаться. Я не придаю особого значения этой помощи. Главное здесь в том, как она попадёт сюда. […] Со своей стороны, я был бы готов, если города (Выборг и Сортавала) будут оставлены за рамками, всерьёз подумать о заключении мира.

Котилайнен согласился с Пеккалой: «Вопрос транспортировки войск и материальных средств как через Скандинавию, так и по нашим собственным железным дорогам представляет большие трудности, в том числе из-за угрозы бомбардировок».

– Ниукканен

: Надо постараться выдавить из западных держав официальные заверения в оказании помощи. Прежде всего нужны авиаэскадрильи с экипажами. Ситуация для нас выгодна в том отношении, что Швеция, да и Россия хотят мира. Возможно, того же хочет и Германия, хотя мы не получили сообщения об этом. Очевидно, что Москва не хочет войны ни с одной из великих держав.

– Я: Главное – заключить настолько достойный мир, настолько, насколько возможно. Видно, что западные державы хотят здесь не установления мира, а продолжения войны, и что в этом смысле они помогают нам. Я думаю, что Швеция и Германия надеются на скорейшее завершение войны. Я не верю в эффективность помощи западных держав. Германия вмешается и создаст новые конфликты. С помощью Швеции надо добиваться мира. Но на тот случай, если мир не будет установлен, следует быть осторожными, чтобы мы не испортили отношения с западными державами, поскольку они нам помогают. Если мы получим границу по линии Суванто, а также передадим военно-морскую базу и острова в Финском заливе, да ещё и получим компенсацию, то мы можем быть довольны.

Как видно, и я в тот день был оптимистически настроен. На переговорах 1939 года Сталин назвал упомянутую границу на Карельском перешейке минимальным требованием советских вождей. Вопрос был отложен до получения новой информации.

На следующий день наши надежды оказались напрасными и испарились. Мы снова были перед суровой действительностью, из которой не было выхода.

Наше положение не просто было трудным и запутанным; оно было трагическим.