Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг.

В тот же вечер, 6 марта, мы, члены делегации на мирных переговорах, отправились на машинах в Турку, откуда вылетели в Стокгольм. В качестве секретаря делегации нас сопровождал начальник отдела Министерства иностранных дел Нюкопп. В роли переводчика и помощника в делегацию вошёл министр Хаккарайнен. На следующее утро из Стокгольма «спецборотом» мы вылетели в Москву. В аэропорту нас встречали заместитель наркома иностранных дел Лозовский, начальник протокольного отдела Барков, а также представитель шведского посольства. Народный комиссариат по иностранным делам разместил нас в просторном и удобном особняке, экспроприированном у какого-то царского предпринимателя и использовавшемся для подобных целей. Там прекрасно заботились о нашем комфорте. Первый же обед, как и все последующие, был вкусным и обильным. Что касается обращения с нами, то здесь нечего особо отметить.

Вечером Рюти и я посетили с приветственным визитом Молотова в его уже знакомом мне кремлёвском кабинете. О делах не говорили.

Уже второй раз я оказался на переговорах в Кремле в весьма печальных и невыносимых условиях. Несколькими днями ранее, 4 марта, враг преодолел Выборгский залив и в следующие дни смог расширить плацдарм на северо-западном берегу залива. Вечером в день прибытия мы получили шифрованную телеграмму, в которой сообщалось об ухудшении военного положения и переброске через залив новых войск противника. «Надо действовать быстро». Как мы узнали позже, противник вышел на территорию двух мысов, расположенных в западной части залива. В наступление было брошено большое количество войск, артиллерии, пехоты и танков. Противник продвинулся на восточной окраине Выборга у местечка Тали. Что означал для хода войны выход вражеских войск к западной части Выборга, было понятно и несведущему в военном деле человеку. Положение было крайне серьёзным.

По официальным данным военного командования, 9 марта положение армии было таково, что продолжение боевых действий не могло привести ни к чему иному, как к постоянному ухудшению ситуации и сдаче новых территорий. Живая сила понесла и продолжала нести потери. Боевой состав батальонов существенно сократился. Потери были огромны. Из-за физической и моральной нагрузки боевая мощь оставшихся войск была иной, чем в начале войны. Большие потери среди офицерского состава снижали боевую ценность сократившихся подразделений. На самых критических участках фронта ощущалась нехватка автоматического и противотанкового оружия. Прочность нашей обороны угрожающе ослабла. Из-за малочисленности и моральной усталости прибрежной группировки, действовавшей к западу от Выборга, было трудно ожидать от неё успешных действий. По мнению одного из командиров корпуса, действовавшего на Карельском перешейке, фронт на его участке мог продержаться неделю, но не более. Командир другого корпуса считал, что всё висит на волоске.

Обо всём этом из соображений предосторожности нам телеграфировали 9 марта кодовыми словами: «Ставка направила о сложившейся ситуации письменный рапорт, который не обнадёживает, с точки зрения возможностей продолжения». 11 марта мы получили дополнительную телеграмму: «Положение на фронте очень серьёзно. Продолжение военных действий ведёт к дальнейшему ухудшению ситуации. Сдача Выборга – вопрос нескольких дней. Нельзя гарантировать успешную оборону в течение месяца, а предложенная помощь может поступить только через пять недель с условием, что будет получено разрешение на проход войск. Если это не получится, то встанет вопрос о более жёстких условиях и потере большей территории».

Последняя телеграмма пришла нам, когда уже состоялся второй раунд переговоров. Но и скрытые слова предыдущей телеграммы давали нам достаточную картину сложившегося положения. В нас укрепилось представление о неизбежном ходе войны; вопрос стоял ни о чём другом, как о том непродолжительном времени, в течение которого мы проиграем войну. Из телеграммы следовало, что это время могло быть очень коротким. Вторая телеграмма, касавшаяся сложившейся ситуации, подтвердила наше убеждение, что мы не сможем выдержать столько, сколько необходимо в самом лучшем случае, чтобы успела подойти помощь.

Первый раунд переговоров состоялся 8 марта в 19 часов в Кремле в рабочем кабинете Молотова. Со стороны русских присутствовали, помимо Молотова, член Президиума Верховного Совета, руководитель Ленинградской партийной организации Жданов и комбриг Василевский.

Для нас было разочарованием отсутствие Сталина. Жданов не пользовался репутацией большого друга Финляндии. Недружелюбное отношение к Финляндии сквозило в его высказываниях. Состав советской делегации не предвещал нам ничего хорошего.

В начале заседания Молотов спросил, приняли ли мы условия, переданные нам через шведского посланника.