Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг.

25 апреля я передал Молотову первый письменный ответ, после чего переписка по этому вопросу продолжилась. От имени правительства я сообщил, что если после заключения мира какие-либо части промышленных сооружений были вывезены или разбиты, то они будут возвращены или их стоимость будет компенсирована. Далее наш ответ содержал подробное разъяснение, в котором на основе проведённого расследования пункт за пунктом было показано, что отсутствие предметов, перечисленных в советской памятной записке, за некоторыми исключениями, было связано с независимыми от войны обстоятельствами (например, с тем, что к началу войны станки находились на ремонте в других местах или были перевезены ещё до войны по другим причинам) или, частично, с эвакуацией, связанной с приближением фронта и воздушными бомбардировками; частично претензии Советского Союза выдвигались ошибочно, поскольку перечисленные предметы не существовали. 7 мая в «Правде» была пространная и злая статья с фотографиями, в которой утверждалось, что вопреки положениям Мирного договора мы варварски выводили из строя промышленные предприятия. Задавался вопрос, кто дал право финским властям так бесцеремонно и грубо нарушать Мирный договор. Публикация была печальным и серьёзным событием, поскольку она появилась после того, как я передал нашу первую памятную записку по этому вопросу с ответом на соображения Молотова. Я направил в «Правду» письмо, в котором сообщил о том, что мы в письменной форме информировали Молотова о готовности вернуть или компенсировать предметы, вывезенные в нарушение Договора. Посольские дипломаты, ранее работавшие в Советском Союзе, полагали, что «Правда» вряд ли опубликует это письмо. Но, к моему удовлетворению, оно появилось в газете на следующий день на видном месте. Впоследствии аналогичные обвинения появлялись в сообщениях ТАСС и в передачах советского радио.

Поскольку решить этот вопрос по дипломатическим каналам не представлялось возможным, по нашему предложению был создан смешанный комитет, в который вошли по два представителя с каждой стороны. От Финляндии в нём были горный советник Вальтер Грэсбек и подполковник Торстен Аминофф. Так началась объёмная и многогранная работа. Советские уполномоченные выдвигали всё новые и новые требования о передаче и возврате. К «хозяйственным сооружениям» они относили небольшие домашние лесопильни, санатории и больницы, кинотеатры, гостиницы и т.д. В беседах советские уполномоченные говорили о своём стремлении побыстрее снять этот вопрос с повестки дня, но местные власти особо не торопились. В общей сложности, число «хозяйственных сооружений», в которые были возвращены станки или иное оборудование, достигло 70. В канцелярии финляндской делегации день и ночь и в выходные работали почти двадцать человек, они скрупулезно пункт за пунктом готовили ответы и комментарии к российским спискам. В начале переговоров советские представители встали на ту же позицию, что и Кремль, а именно – возвращение или компенсация собственности должны быть произведены независимо от времени, когда эта собственность была вывезена или уничтожена. Однако в ходе переговоров они, хотя и настаивали на возврате оборудования, вывезенного до наступления мира, но признали, что за подобные предметы Финляндии должна быть засчитана встречная компенсация. На этом условии были возвращены также станки и оборудование, вывезенные до заключения мира.

В связи с рассматриваемой проблемой потребовался и внутренний юридический анализ. Речь в основном шла о станках и оборудовании, принадлежавших частным лицам, которые должны были получить соответствующую компенсацию. Большинство предприятий согласились добровольно вернуть оборудование, вывезенное до заключения мира, но некоторые отказались, в связи с чем пришлось задуматься о принятии закона относительно обязанности возвращения и компенсации.