Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг.

Со шведским посланником Ассарссоном мы находились в постоянном контакте, так что оба знали, что́ сообщалось нам из обеих столиц. После того как Ассарссон изложил Молотову наши подходы к вопросу о двустороннем союзе, Молотов высказал удивление, что к нему прибыл швед, а не я. Молотов пригласил в Кремль меня. Первым делом он поинтересовался, почему на его представление отвечал посланник Швеции, хотя он ожидал ответа именно от меня. Затем, наполовину с иронией, наполовину в шутку спросил, что, внешняя политика Финляндии уже переподчинена Стокгольму? Ответил, что вопрос, который мы обсуждаем, является общим для Финляндии и Швеции, а в Стокгольме министр иностранных дел Гюнтер и финский посланник Вазашерна обсуждали его с советским посланником мадам Коллонтай. В соответствии с инструкциями, которые были идентичны полученным Ассарссоном, рассказал, что по инициативе Швеции в чисто предварительном порядке ведётся изучение вопроса о возможности более тесного сотрудничества между Финляндией и Швецией с целью координации оборонной и внешней политики. При этом, не произойдёт ни малейшего отступления от внешнеполитических обязательств, принятых Финляндией, а возможное сотрудничество будет происходить на основе условий, созданных Московским миром. Последовал продолжительный разговор. Молотов считал, что речь идёт о военном или оборонительном союзе, по поводу которого советское правительство высказало своё мнение ещё весной. Ответил, что Финляндия и Швеция уже сейчас проводят единообразную внешнюю политику, поскольку её основным принципом в обоих государствах является полный нейтралитет. Взаимодействие Финляндии и Швеции означало бы укрепление статус-кво и, следовательно, Московского мира. На это Молотов заметил, что дело обстоит не совсем так, поскольку мы как раз хотим подорвать то положение, которое Советский Союз стремится сохранить. После заключения союза Финляндия больше не сможет вести переговоры с Советской Россией без согласия Швеции. Поэтому вы станете вассалами. Я опровергал подобную точку зрения. Далее я заявил, что сотрудничество Финляндии и Швеции способствовало бы такому политическому развитию на Севере, которое отвечало бы интересам Советского Союза, но Молотов не обратил внимания на эти слова. Я добавил, что Финляндия и Швеция и сейчас имеют тесное сотрудничество в различных областях, чему способствуют 700-летние связи наших народов. Мы имеем общие основы в области образования, законодательства, общественной, экономической и частной жизни. Молотов ответил, что сейчас разговор идёт не об этом, а о политическом сотрудничестве, которое предполагает военный союз.

– Я: О военном союзе и речи нет.

– Молотов

: Но всё-таки есть оборонительный союз, о котором говорили в прошлом марте. Сейчас вы хотите обходными путями, под другим названием прийти к тому же результату.

Поскольку посланник Ассарссон ранее говорил, что правительство Германии вряд ли будет возражать против нашего договора, хотя его ещё не запрашивали, Молотов высказал предположение, что зондаж в Берлине всё-таки был. Ответил, что ничего об этом не знаю. Мимоходом Молотов заметил, что было бы важно также знать, что думают обо всём этом Англия и Америка. Согласился с ним.

В заключение я сказал: «Мотивировка вашего заявления от 6 декабря представляется странной. В нём говорится, что внешняя политика Финляндии будет подчинена Стокгольму, и Финляндия превратится в вассала Швеции. С таким же успехом можно сказать, что внешняя политика Швеции будет подчинена Хельсинки, и Швеция станет вассалом Финляндии, поскольку наше взаимодействие будет взаимным и равноправным». Молотов не обратил на это внимания и завершил беседу следующими словами: «Может быть, вы видите дело таким образом. Но советское правительство настаивает на своём заявлении. Оно выражает точку зрения Советского Союза и является предупреждением правительству Финляндии».

Обсуждение вопроса остановилось на этом. Москва прервала его. Несмотря на то, что толкование Кремлем статьи III Мирного договора было неприемлемым для нас, тем не менее, вопрос развалился. Но упрямые действия Кремля лишь укрепили у нас, финнов, подозрения в отношении его намерений. Следует добавить, что на наш зондаж в Берлине мы получили ответ, в соответствии с которым осуществление наших планов, учитывая деликатное положение Финляндии в отношении Советского Союза, в тех условиях сочли нецелесообразным.

«Две телеграммы о беседе с Молотовым (вторая касалась его сообщения о президентских выборах, я расскажу о ней позднее) показывают, как я провёл здесь День независимости», – писал я своему министру иностранных дел.

«Они показывают, насколько изменилось и ухудшилось наше политическое положение в результате войны, и насколько отравлена атмосфера в Кремле в нашем направлении.