Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг.

Молотов первоначально высказывал мысль, как я рассказывал выше, что с новым соглашением конвенция 1921 года «исчезнет». Во втором советском предложении, однако, говорилось, что конвенция 1921 года остаётся в силе, и что Советский Союз присоединяется к ней. Правда, с этим увязывалось обязательство Финляндии по консультациям, что, по мнению Молотова, не противоречило конвенции. В беседе он пояснял, что, если в ходе консультаций мы не придём к единому мнению, Финляндия будет иметь право прибегнуть к мерам, предписанным конвенцией. Позднее упоминание конвенции было снято, и мы вернулись к первоначальному советскому предложению. В этой связи я заметил, как говорилось выше, что конвенция 1921 года останется в силе; на что Молотов заявил, что им всё равно, что мы думаем о конвенции, действует ли она или нет. Он наверняка полагал, что эта конвенция не имеет практического значения. В целом, как казалось, Кремль не рассматривал юридическую сторону международных вопросов так тщательно, как привыкли мы, североевропейцы.

Поскольку соглашение по Аландским островам потеряло своё значение из-за войны, то вряд ли стоит более детально рассматривать его соотношение с конвенцией 1921 года. Поэтому упомянем лишь несколько аспектов.

Финляндия стремилась к тому, чтобы к контролю за демилитаризованным статусом островов, помимо Советского Союза подключились бы государства – участники конвенции 1921 года, если у них будет желание. Мы считали, что двустороннее соглашение с Советским Союзом не является препятствием для последующего заключения соглашения аналогичного содержания с другими государствами. Отметим, что Швеция также имела консула на Аландских островах, а Германия держала место для консульского агента.

По конвенции 1921 года Финляндия имела право в случае внезапного нападения на Аланды прибегнуть к мерам по отражению агрессии и сдерживанию агрессора. Это, по сути, несколько теоретическое право в связи с характером проблемы по-прежнему оставалось в силе. По новому соглашению Финляндия обязывалась «не предоставлять их (острова) для вооружённых сил других государств». На мой взгляд, это положение не могло означать ничего другого, кроме как запрет намеренно предоставлять острова для военных целей, но его вряд ли можно трактовать как препятствие для государств – участников конвенции 1921 года оказывать помощь в отражении нападения другого государства после того как механизм, предусмотренный конвенцией, – неожиданно! – вынес положительное решение.

Мог возникнуть вопрос, имеет ли Финляндия право в случае войны на Балтике временно устанавливать мины в водах Аландских островов, как это было предусмотрено конвенцией 1921 года. В ходе обсуждения первого советского предложения, в соответствии с которым эта конвенция должна была «исчезнуть», Молотов заявил, что единственное право, которого лишается Финляндия из предусмотренных конвенцией, это как раз и есть право установки морских мин, а также добавил: «Но об этом мы можем договориться отдельно». Я, однако, много раз говорил, что в соответствии с нашим пониманием конвенция остаётся в силе, и что у нас нет права её денонсировать или изменять в одностороннем порядке. Положения нового соглашения следовало трактовать в этом контексте.

Кому-то мои юридические трактовки могут показаться надуманными. С изменением условий и соотношения сил применение международного права становится подчас непосильно трудной задачей, требуется его приспособление и адаптация, а также учёт весомых интересов других держав. Этим оно отличается от внутригосударственного права. Но именно так, не дрогнув, как богиня правосудия с весами, мечом и повязкой на глазах, надо идти прямой дорогой и в сфере международного права.