Моя темная королева

Сестра еще раз дернула меня за плащ, оттаскивая с дороги. Я потеряла равновесие и, падая, толкнула руками воздух, словно хотела выбить всадника из седла. И он, о боги, и впрямь выпустил поводья и полетел на землю, будто от удара в грудь, а черный конь совершил свой последний отчаянный прыжок и с оглушительным ржанием рухнул в пропасть.

Этот миг растянулся на годы и тысячелетия, но затем время вновь побежало с привычной скоростью, и мы с незнакомцем одновременно поднялись на четвереньки и поползли к обрыву.

Лошадиное ржание уже затихло далеко внизу, и из глаз моих хлынули слезы. Я громко шмыгнула, вытирая щеки тыльной стороной грязной ладони, и повернулась к всаднику. Совсем юный, немногим старше нас с Сали, он тоже выглядел расстроенным, но сказал только:

– Бездна… отличный был конь.

Юноша был из охотников, хотя добротный, подбитый мехом плащ, заколотый на груди булавкой с каменьями, громче всяких слов говорил, что охотится он не ради пропитания, а для забавы. Впрочем, учитывая выбранную его отрядом гиблую местность, осуждать его я не спешила, и, как оказалось, не зря.

Кирион – так он назвался – и его люди выслеживали чудовище, что за последние месяцы извело немало народа.

– Люди пропадают в этих лесах, – сказал Кирион тем вечером, когда мы сидели у костра. Выйти к остальным охотникам мы не успели, а продолжать путь в потемках не рискнули. – А звери обходят чащу стороной. Вот и Морок мой как взбесился и унес меня тьма разберет куда.

– Люди пропадают, потому что тянут в рот всякую пакость, – фыркнула сестрица. – Зверям здесь нечего есть, а Морок твой испугался какой-нибудь ерунды, как и всякий глупый конь.

Я не понимала ее неприкрытой неприязни, но влезать в спор не стала, только коснулась утешительно руки Кириона и сказала тихо:

– Жаль твоего коня.

И получила в ответ ласковую улыбку.

Мы много говорили в тот день и на следующий, пока упорно шли вдоль бесконечной трещины уже безо всякой надежды встретить живых людей.

Я рассказывала про бабушку и о том, как ее любит и уважает вся округа, и никто не боится приходить в наш лесной дом за снадобьями или за советом. А Кирион поведал мне о больших городах и ведунах и ведьмах, что пользуются там славой – как дурной, так и не очень.

– Много их нынче развелось, не сразу отличишь доброго от злого, одаренного от мошенника, – сказал он.

Сали все больше отмалчивалась, но на этих словах отчего-то рассмеялась. И затем еще раз – когда Кирион заметил, что мы не то что на близнецов, а даже просто на сестер не похожи.

– Бабушка говорит, так бывает, – пожала я плечами.

От поведения сестры в душу закрадывался холод. Казалось, тем радостнее она становится, чем плотнее сгущается чаща; а расщелина словно нарочно пролегла так, чтобы завести нас в самое сердце мрака.

Я даже предложила повернуть назад, к дому, уверенная, что бабушки в этих краях нет и быть не может. Но Сали заметила, что проще уже спуститься по склону до конца – если охотники и ушли, то селения внизу точно есть, а значит, есть лошади и телеги. Как ни странно, Кирион с ее доводами согласился, хотя испытывал к ней ответную неприязнь и тоже не слишком-то таился.

Я словно томилась меж двух огней, не в силах ни один из них погасить.

Но на следующую нашу совместную ночь в лесу все изменилось. Больше не было нужды утихомиривать их споры или смешить посмурневшего Кириона глупыми историями, потому что мы с ним проснулись во тьме возле затухающего костра связанные. И Сали, сидевшая по другую сторону тлеющих углей, уже не скрывала своей сути.

– Все должно было быть иначе, – вздохнула она, и мерцающие во мраке глаза посмотрели на Кириона. – Тебе полагалось рухнуть в пропасть вместе с конем, и тогда Зверь, испив королевской крови, вернул бы мне часть силы. Но твоя кляча его усыпила! И мне снова пришлось ждать. А ты… – Сестра посмотрела на меня и оскалила блестящие зубы. – Боги, как же я тебя ненавижу.

Затем она вскочила и, пока я училась заново дышать, а Кирион, привалившийся ко мне спиной, пытался развязать не то свои, не то мои запястья, засыпала угли землей, подошла к нам и, схватив меня за ворот, подняла на ноги одним резким движением.

– Идем, не будем отвлекать Зверя от трапезы.

Я мычала и брыкалась, вот только поделать ничего не могла – в Сали обнаружилась недюжинная сила. Кирион тоже что-то стонал нам вслед сквозь забивавшие рот тряпки, но через несколько шагов я уже не видела во мгле его светлой рубахи, а вскоре перестала слышать и приглушенные стоны.

– Сейчас разрыдаюсь, – фыркнула сестрица, когда я неистово забилась в ее руках. – Чего ж так убиваться по маленькому дурному принцу?

Я снова дернулась и умудрилась вытолкнуть изо рта ком мокрого тряпья, одновременно стравив на землю съеденный перед сном хлеб. Сали с отвращением отстранилась, но все так же тащила меня неизвестно куда.

– Что ты делаешь? – бормотала я. – Что же ты делаешь…

Мысли путались так же, как ноги, а в груди разрасталось болезненное жжение.