Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина

Существуют мистики, которые глубоко верят в то, что мы существуем в полусне и очень трудно определить, где кончается сон и начинается явь. Так было и со мной. В течение долгих месяцев я занимался исключительно тем, что писал сценарий к фильму. И вот тут начали происходить странные вещи. Сильно пьяная, Бэрри стала приезжать на своем «кадиллаке» поздно ночью, и я будил своего шофера с просьбой отвезти ее домой. Однажды она разбила свою машину и вынуждена была оставить ее на дороге. Теперь она напрямую была связана с «Чаплин Студиос», и я боялся, что если полиция арестует ее за вождение в пьяном виде, то возникнет скандал. В конце концов она стала вести себя агрессивно, и я прекратил отвечать на звонки и открывать ей дверь. Тогда она начала бить стекла в моем доме. Моя жизнь превратилась в кошмар.

Вдобавок ко всему я выяснил, что она не появлялась в школе у Рейнхардта уже несколько недель. А когда я спросил у Джоан об этом, она вдруг заявила, что не хочет быть актрисой, и если я оплачу ей и ее матери поездку назад в Нью-Йорк, да еще дам пять тысяч долларов, то она разорвет контракт. Я быстро согласился со всеми ее просьбами, заплатил за билеты, дал пять тысяч долларов и был рад, что отделался от нее.

Несмотря на то что снять Бэрри в фильме не удалось, я не расстраивался из-за того, что приобрел права на экранизацию пьесы, поскольку сценарий был почти готов и казался мне очень интересным.

После митинга в Сан-Франциско прошло несколько месяцев, а русские так и продолжали настаивать на открытии Второго фронта. Из Нью-Йорка пришла еще одна просьба – на этот раз выступить с речью в Карнеги-холле. Я подумал немного и решил, что запущенный двигатель пора бы уже и остановить. Но через день, когда у меня на корте играл Джек Уорнер[131], я рассказал ему о предложении, а он вдруг покачал головой и загадочно сказал:

– Вам не надо туда ездить.

– Но почему? – удивился я.

– Позвольте мне просто посоветовать вам: не следует туда ехать, – только и был его ответ.

Его слова произвели на меня обратное впечатление. Я вдруг понял, что стою перед выбором. В те дни я не должен уже был со всем своим красноречием убеждать американцев в необходимости открытия Второго фронта, Россия уже победила в битве под Сталинградом. Итак, прихватив в попутчики Тима Дюрана, я поехал в Нью-Йорк.

В митинге в «Карнеги-холле принимали участие многие известные личности – Перл Бак[132]

, Рокуэлл Кент[133], Орсон Уэллс[134]и другие. Передо мной выступал Орсон Уэллс, но публика осталась недовольна его речью – мне показалось, что он говорил слишком поверхностно, не вдаваясь в суть. Орсон сказал, что у него нет причин не выступать на митинге, так как русские были нашими союзниками, а союзникам надо помогать. Его речь была как еда без соли, и это еще больше убедило меня, что надо говорить откровенно. В первых словах я вспомнил о журналисте, который упрекнул меня в намерении начать войну:

– Создается впечатление, что этот журналист с яростью обрушился на меня только потому, что он сам хочет развязать войну и не хочет делить это желание с остальными. Но вся беда в том, что у нас разные цели и задачи: он не верит во Второй фронт, а я – верю!

«Митинг походил на встречу Чарли Чаплина с его любимыми фанатами», – писали в «Дэйли Уоркере». Однако я уходил с митинга со смешанными чувствами – я был благодарен собравшимся, но что-то меня тревожило.

Покинув Карнеги-холл, мы с Тимом отправились на ужин с Констанс Колльер, которая тоже была на митинге. Констанс находилась под сильным впечатлением от того, что увидела, так как всегда была приверженцем левых взглядов. Мы приехали в «Уолдорф-Асторию», где мне сообщили, что звонила Джоан Бэрри. У меня даже мурашки побежали по коже. Я сказал, что не буду связываться с ней, и хотел было предупредить об этом телефонистку, но в этот самый момент Джоан позвонила снова.

– Тебе лучше ответить, – сказал Тим, – не то она приедет сюда и устроит сцену.

Итак, я ответил на звонок. Джоан разговаривала вежливо, сказала, что хочет просто зайти и поздороваться. Я согласился и попросил Тима не бросать меня одного. В тот вечер Джоан рассказала мне, что со времени возвращения в Нью-Йорк живет в отеле «Пьер», который принадлежал Полу Гетти. Я соврал, что мы собираемся пробыть в Нью-Йорке один или два дня и я попробую найти время, чтобы позавтракать с ней. Она посидела с нами минут тридцать, а потом спросила, не могу ли я проводить ее в отель. Подозрения снова стали закрадываться мне в душу, когда Джоан стала настаивать, чтобы я проводил ее до лифта. Я попрощался с ней у входа в отель и больше в Нью-Йорке ее не видел.