Участие в митингах значительно понизило уровень моей светской активности в Нью-Йорке. Меня больше не приглашали на уикенды в роскошные загородные дома. После выступления в Карнеги-холле ко мне в отель заехал Клифтон Фадиман, писатель и эссеист, который работал тогда для радиокомпании «Коламбия Бродкастинг Систем». Он предложил мне выступить по радио на международном уровне – у меня будет семь минут, чтобы сказать все, что я посчитаю нужным. Я уже собрался было согласиться, но тут он заметил, что выступать я буду в рамках программы Кейт Смит[135]
. Я отказался от предложения, мотивируя это тем, что все мои слова и призывы будут заканчиваться рекламой какого-нибудь желе. Я ничего не имел против Фадимана – это был очень культурный, обаятельный и талантливый человек, но при упоминании о желе он сильно покраснел. Я тут же пожалел о сказанном и был готов проглотить свои слова.Ко мне продолжали поступать письма со всякого рода предложениями. Одно из них было от Джеральда К. Смита, известного проамериканского политика, который приглашал меня на диспут. В других письмах мне предлагали выступить с лекциями или снова обратиться к аудитории с речью об открытии Второго фронта.
Теперь, чувствуя, что меня все больше влечет поток политических событий, я задался вопросами: что это – чисто актерское желание привлечь к себе публику? Принял бы я участие во всем, что делал, если бы не антифашистский фильм, который я снял? Было ли это своего рода сублимацией моего раздражения, направленного на звуковые фильмы? Думаю, что здесь было всего понемногу, но самым главным являлись мои ненависть и презрение к фашизму.
Глава двадцать седьмая
Я снова вернулся к себе в Беверли-Хиллз, где продолжил работу над киносценарием фильма «Тень и вещество». Как-то раз ко мне домой заехал Орсон Уэллс с интересным предложением. Он задумал снять серию документальных фильмов, в том числе и о знаменитом французском убийце Ландрю по кличке Синяя Борода. Орсон подумал, что эта интересная и драматичная история сможет серьезно меня заинтересовать.
Мне действительно стало интересно, по крайней мере, это уже была не комедия, а история из совсем другого жанра, и она могла хоть немного отвлечь меня от того, чем я постоянно занимался: написания сценариев, исполнения главных ролей и режиссуры. Я попросил показать мне сценарий.
– Сценария еще нет, – ответил Орсон, – но все, что нужно, – так это прочитать документы о судебном расследовании. Я надеялся, что вы поможете написать сценарий.
Я испытал разочарование.
– Если дело только в помощи со сценарием, то мне это неинтересно.
На этом наш разговор закончился. Но через несколько дней я вдруг понял, что идея о Ландрю могла бы лечь в основу хорошей комедии. Я тут же позвонил Уэллсу:
– Послушайте, ваша идея о документальном фильме про Ландрю навела меня на мысль о комедии, которую можно снять на этом материале. Я готов заплатить вам пять тысяч долларов только за идею, которую вы мне подсказали.
Орсон принялся что-то бормотать и запинаться.
– Послушайте, история о Ландрю – это не ваша выдумка, ее вообще никто не придумывал, это общеизвестная история, – сказал я.
Подумав еще немного, он попросил меня связаться с его менеджером. В результате мы заключили сделку: Уэллс получает пять тысяч долларов, а я не несу при этом никаких обязательств.
Орсон согласился, но попросил меня упомянуть в титрах фильма его имя: «Идея предложена Орсоном Уэллсом». Я чувствовал воодушевление перед началом работы и согласился не думая. Если бы я мог предвидеть, что Уэллс попытается сделать с этим, я бы отказался от упоминания его имени в титрах фильма.
Я отложил сценарий «Тени и вещества» и принялся за «Месье Верду». Я работал над ним уже третий месяц, когда в Беверли-Хиллз неожиданно объявилась Джоан Бэрри – дворецкий сообщил мне о ее звонке. Я наотрез отказался общаться с ней.