Молитвослов императрицы

Одно время некая самозванка в Америке выдавала себя за Анастасию, уверяя мировую общественность, что ей удалось спастись, и Влас преисполнился надежд. Однако ему было достаточно одного взгляда на опубликованный в журнале снимок, чтобы разочарованно выдохнуть — девушка не та, за кого себя выдает. Потом «Анастасии» в большом количестве возникали из ниоткуда, как грибы после дождя, но Влас уже не радовался, ибо не верил.

Жизнь потеряла смысл. Сколько ему отпущено, он не знал, но было очевидно, что явно больше, чем остальным. А как ему жить, если незачем? После разговора с Анной Вырубовой он с новой силой ощутил всю бессмысленность своего существования. Свесившись за балконные перила, Воскобойников плакал пьяными слезами и кричал в ночную темноту спящего Хельсинки:

— Настенька, ну как же так? Почему все так глупо вышло?

Коллеги в номере, наполняя стаканы водкой, понимающе перешептывались:

— С женой перед отъездом человек поссорился. Теперь переживает.

Утром следующего дня болела голова, и никуда не хотелось идти. Но Влас волевым усилием заставил себя подняться, занять очередь в душ за привычными к возлияниям и потому довольно бодрыми коллегами, привел себя в относительный порядок и выдвинулся к ожидающему у отеля автобусу. Через сорок минут он уже сидел в конференц-зале, морщась от долетавшего из буфета запаха кофе — отравленный сивухой организм еды не принимал. Докладчики, как шмели, нудно жужжали с трибуны. В наушники, убаюкивая, лился приятный голосок переводчицы, и Влас почти заснул. Но имя очередного выступающего заставило стряхнуть сон и обратиться в слух.

На сцену торопливо выходил маленький худой человечек с крупным носом и буйной шапкой седых волос. Это и в самом деле был Ашот Амбарцумян, только значительно постаревший. Докладчик подошел к распорядителю, о чем-то с ним переговорил, и на заднике сцены развернули подробную карту небольшого финского городка. Выступающий взошел на трибуну, и по залу разнесся его высокий голос, говорящий по-английски, а в наушниках зазвучал перевод: