Молочные зубы

У Беатрикс был приятный – мед и маргаритки – голос. Она подошла к столику на колесиках у стены, взяла из пластмассовой коробки лист бумаги и села рядом с девочкой на маленький стульчик.

– У тебя будет куча времени поиграть в этот пазл, пока я буду говорить с мамой и папой. Как думаешь, мы с тобой могли бы в течение нескольких минут заняться чем-нибудь вместе?

Ханне понравилось, что она воспользовалась словом «вместе». Благодаря милым манерам Беатрикс девочке казалось, что она ее слушает и понимает, не задавая глупых вопросов и не показывая никаких карточек. Она напоминала девочке героиню одной из книг, которая когда-то ей понравилась, – бабушку мира и всех созданных природой существ. Иногда старушка в книге уподоблялась крестной матери в облике улыбчивой феи с ямочками на щеках, а порой – океанским волнам или дереву с приветливо раскинувшимися ветвями. Она все знала и во всем видела добро. В присутствии Беатрикс грудь Ханны будто наполнялась какими-то волшебными пузырьками, поэтому она кивнула и отодвинула от себя коробку с пазлом.

– Ты, похоже, повредила руку. Теперь тебе лучше?

Ханна кивнула. Сейчас у нее и в мыслях не было возлагать вину за это на папу. В тот момент он был лишь куклой, которую дергала за ниточки мама.

– Думаю, минувшие выходные для всех вас стали напряженными.

Энергичный кивок.

– Надеюсь, все было не так страшно?

Ханна чуть склонила голову набок, покачала ею из стороны в сторону и закатила глаза. Беатрикс улыбнулась, вслед за ней улыбнулась и Ханна, потому что это нравилось Беатрикс.

– Ты слишком храбрая, чтобы бояться?

Размашистый энергичный кивок головой.

– Я так и думала.

Беатрикс разложила на столе несколько листов плотной бумаги разных цветов и с негромким щелчком открыла пластиковую коробку с карандашами и мелками.

– Я вот что подумала… Может, ты мне что-нибудь нарисуешь? Скажем, мамин портрет?

Ханна озадаченно наморщила личико и показала на соседнюю комнату.

– Да, понимаю, она совсем рядом, и ты думаешь, что я и так знаю, как она выглядит, правильно?

Ханна кивнула. Беатрикс была удивительно умна.

– Но понимаешь, все люди видят по-разному: одни – одно, другие – другое. Мне хочется понять, какой ты видишь маму.

Вот так, очень и очень умно. Беатрикс поняла, что мама всегда носит маску, и решила выяснить, что под ней. Ханна схватила лист красной бумаги и черный мелок. Несмотря на мамин полезный урок, люди у нее по-прежнему не получались, поэтому она ограничилась одним лишь лицом. Большая круглая голова. Маленькие, злые глазки. Звериный рык. Некоторые зубы торчат наружу. Затем, чтобы у Беатрикс не осталось никаких сомнений, она добавила треугольную широкополую шляпу и грубо ее заштриховала. После чего повернула рисунок, чтобы доктор могла видеть его нормально, а не вверх ногами.

– Это что, шляпка ведьмы? – спросила та.

Да, да и еще раз да.

– Твоя мама – ведьма?

В самое яблочко!

– Понятно… Она говорила мне о Мари-Анн… Кажется, эта Мари-Анн была ведьмой?

Кивок головой.

– Она тебе помогала?

Да. Но… Ханна постучала черным мелком по шляпке мамы, потом еще и еще.

– Но мама тоже ведьма?

Ханна вытаращила и округлила глаза, потом медленно кивнула, чтобы Беатрикс осознала всю серьезность положения.

– А мама – страшная ведьма?

Что да, то да. Ханна взяла карандаш и махнула им, словно волшебной палочкой, пытаясь показать Беатрикс, как мама накладывает заклятия. Сделала злое, болезненное, изможденное лицо и взмахнула карандашом-палочкой.

– Это волшебная палочка? Мама насылает проклятия?

Вместо ответа Ханна схватила еще один лист бумаги – на этот раз светло-голубой – и с помощью синего мелка попыталась изобразить папу. Чтобы Беатрикс его узнала, приделала ему длинные ноги и кое-как изобразила бородку.

– Это папа?

Кивок головой. Ханна показала на мамин портрет, взмахнула карандашом-палочкой и ткнула им в рисунок папы.

– Мама наслала проклятие на папу?

Да!

– О боже, это ведь очень серьезно. Зачем маме это надо?

Ханна взяла красный мелок и нарисовала посреди папиной груди кривобокое сердце. Потом приложила ладони к собственной груди, одну поверх другой. Ткнула пальцем в нарисованное папино сердце, потом в настоящее свое.

– Папа тебя очень любит.

Ханна показала на свое сердце, затем на его.

– И ты тоже его любишь.

Решительный кивок.

– Должна сказать, Ханна, что ты молодец: прекрасно выражаешь свои мысли.

Широкая, до самых ушей, улыбка.

Объяснить следующую часть было чуть сложнее. Ханна изобразила их с папой взаимную любовь, несколько раз показав то на его сердце, то на свое. Затем с недовольством и злостью схватила мамину палочку и взмахнула ею, словно мечом, разрубая соединявшие их с папой узы.

Беатрикс нахмурилась. Ханна махнула еще раз, чтобы ее наконец поняли.

– Думаешь, мама хочет, чтобы папа перестал тебя любить?

От облегчения у Ханны обмякло все тело. Она возбужденно вскочила и чмокнула Беатрикс в щечку.

– Приятно, когда тебя понимают, да?

Ага, еще как.