Молочные зубы

Алексу же нравилась ее косметика и парфюмерия. Он любил красоту – в Сюзетте, в их дочери. Муж хорошо одевался и поддерживал форму, но назвать его красивым в традиционном понимании было нельзя. Но в то самое мгновение, когда он заговорил с ней, стоя у кофейного автомата, на ее первой и последней после окончания школы работе, она почувствовала неподдельные интерес и волну тепла, исходившие от него. От доброты он преобразился, общаться с ним оказалось так легко и приятно.

На пути к отделу охлажденных продуктов Сюзетта вдруг вспомнила, что забыла взять бананы. Она посмотрела в тележку и приятно удивилась, что Ханна не накидала ничего необычного, лишь ее любимые хлопья, банку консервированных персиков, пакет экологически чистых чипсов из тортильи и замороженную пиццу со шпинатом. Сюзетта испытала редкий для нее прилив гордости, надеясь, что ей удалось научить Ханну выбирать полезные для здоровья продукты.

– Чернику не хочешь взять? – спросила она, когда они покатили обратно мимо фруктов, орешков и шоколада.

Ханна нахватала кучу пакетов с различными ягодами в шоколаде.

– Эй, по одной упаковке.

Дочь и так уже набрала больше положенного, но Сюзетте хотелось, чтобы Алекс одобрил вознаграждение, которое благодаря ей получила девочка. Она знала, какой он хотел видеть их семью: хорошая дочь, идеальная жена. Заботливая, любящая мать, с успехом избавившая ребенка от страха перед врачами и нашедшая способ помочь их нежно любимой дочурке. Образцовая, преданная супруга, ревностно хранящая семейный очаг. До появления Алекса она много лет жила на дне пропасти и возврата в нее не вынесла бы.

Когда Ханна ее не слушалась, Сюзетта решительно выкладывала из тележки лишние пакеты. Девочка лишь немного ныла, без особого энтузиазма топая ногой.

– Это и так в несколько раз больше того, что ты обычно берешь.

Ослепив ее победоносной ухмылкой, Ханна восторженно ринулась к отделу овощей и фруктов.

Где-то в магазине заплакал маленький ребенок. Узнав протяжные, решительные вопли приступа гнева, Сюзетта тут же прониклась симпатией к его родителям. Когда она подошла в отдел овощей и фруктов, в котором мать пыталась одной рукой удержать зашедшегося в крике малыша, только недавно начавшего ходить, а другой – катила перед собой наполненную доверху тележку, рев стал громче. Беснуясь, ребенок орал все неистовее и настойчивее, и Сюзетта разобрала отдельные слова: «Хочу!», «Нет!».

В тот самый момент, когда она собиралась приказать Ханне не лизать лимоны, та сама оставила их в покое и пошла поглазеть на припадок детской ярости. Настороженно поглядывая на нее, Сюзетта положила в тележку бананы, яблоки, брюссельскую капусту и ингредиенты для салата.

– Ханна, пойдем.

Малыш с раскрасневшимся лицом старался вырваться из материнских рук. А когда понял, что это ему не удастся, напрягся всем телом и взвыл в потолок. Другие покупатели – с бледными осуждающими лицами – образовали вокруг всей этой суеты широкий полукруг. Ханна подошла вплотную к орущему малышу, склонилась и приложила к губам палец. Тсс.

Малыш на мгновение испугался и затих.

– Ханна, пойдем, нам надо идти.

– Какая славная девочка, – сказала мать мальчонки.

– Спасибо.

Не веря, что Ханна действительно славная, Сюзетта протянула руку, зная, что дочь ее не возьмет, но надеясь, что это сподвигнет ее двинуться дальше.

Ребенок опять разразился криком, на этот раз избрав предметом своего гнева Ханну. Он внезапно ударил ее хилым кулачком и опять заверещал.

– Брэндон, неужели ты не понимаешь, так нельзя… – сказала ему мать.

Не успела Сюзетта ее удержать, как Ханна сложила руку в тугой решительный кулак, замахнулась и заехала мальчику сбоку по голове. Тот пошатнулся, замер в изумлении и плюхнулся на пол.

– О нет! – Сюзетта подбежала к Ханне и оттащила ее. – Простите, простите нас.

С потрясенным выражением лица мать подхватила Брэндона на руки. Малыш залился слезами и хрипло завопил от боли.

– Он в порядке? Простите меня. – Сюзетта гневно опустила глаза на дочь. – Драться нельзя.

Та показала на мальчика, молча осуждая его как зачинщика.

Держа Брэндона подальше от них, мать осмотрела его глаз, ушко и нежный, уязвимый висок. Потом стала баюкать, пытаясь утешить и осушить слезы.

Увидев полный ненависти, сердитый взгляд женщины, в котором явственно читалось «Как вы посмели еще больше испортить мне день?», Сюзетта схватила Ханну за руку и направилась к спасительным кассам. Она с удовольствием бросила бы тележку и с позором бежала бы, но если Ханна уйдет из супермаркета без угощения, будет еще хуже.

Пока кассирша сканировала покупки, Сюзетта что-то лепетала с трясущимися руками.

– Ханна, тебе известно, что драться нельзя. Тем более, он совсем еще маленький… Хотя это неважно, бить людей вообще нельзя. Драться плохо, и тебе это хорошо известно…

Ханна со скучающим видом вздохнула. Выходя из магазина, Сюзетта опустила голову, уверенная, что на нее станут показывать пальцем: мать, неспособная держать в узде своего агрессивного ребенка, который ударил кулаком малыша.

– Поверить не могу, что ты так поступила.