Молодой Бояркин

положено.

– Да уж, конечно, для полного комфорта ему теперь только уважения и не хватает. К

тому же, как раз такого, какое принято. А я вот не знаю, какое сейчас принято.

Николай, так и не взявшись за приготовленный ею ужин, поднялся, вышел в коридор,

сминая задники, сунул ноги в туфли и ушел. Но через неделю он одумался, вспомнив, что

когда-то долго жил у дяди, но до сих пор ничем не отблагодарил. Так не годилось. В конце

концов, какие бы взгляды у него не были, но он дядя. Николай решил пойти с повинной –

купил бутылку вина и приехал. Дома у Никиты Артемьевича никого не оказалось. Бояркин

поставил бутылку в уголок у двери, прикрыв газетой из почтового ящика, и ушел. Вспомнив

потом об этом через несколько дней, Николай решил, что дядя теперь обиделся еще сильней,

и уже не осмеливался показываться ему на глаза.

* * *

На чтение Бояркин налег еще усиленней. С большим трудом удалось ему найти

литературу о философе Федорове и, самое главное, его книгу "Философия общего дела".

Федоров был личностью уникальной. К знакомству с ним стремились многие выдающиеся

люди, среди которых Достоевский и Толстой. Тот факт, что Федоров мог отвернуться от

протянутой руки Толстого, значил очень много для постижения его характера. Но теория

Федорова была все-таки утопической, Николай подумал, что узнай он о ней раньше, то,

наверное, не пришел бы и к своим выводам, потому что с самого начала был бы сбит с толку.

Федоров считал, например, что, воскрешая своих предков, люди будут собирать в одно целое

все частицы, из которых состоял тот или иной человек. Но дело-то ведь в том, что одна и та

же "частица" за всю свою длинную земную историю могла находиться в разных людях. Кому

же она должна достаться, если воскрешать всех? И заковырок, подобной этой, набиралось

достаточно. Особенно интересно Бояркину было понять, каким путем идея восстановления

пришла Федорову впервые. И, к сожалению, выходило так, что возникла она сразу по

утопическому варианту, то есть, начиная с мечты, под которую позже подстроились

доказательства. Собственные доводы показались Бояркину более весомыми, потому что его

основная мысль родилась более логично, снизу, когда он начал раздумывать о возможностях

науки и перспективе нравственного совершенствования. Поэтому вывод автора одной из книг

о Федорове, о том, что идея воскрешения "не противоречит принципиально законам

природы" и что она "может быть осмыслена в рамках материалистического естествознания",

Бояркин в первую очередь принял именно в адрес своих догадок. "Да, да, чем дольше живет

человечество, тем более оно идет к идее Восстановления, – думал Николай, поддерживаемый

теперь различными сообщениями, заметками в газетах. – Чем умнее мы становимся, тем

глубже и детальнее понимаем прошлое. Кто мог раньше подозревать, что по одному хорошо

сохранившемуся отпечатку лапы динозавра возможно определить вес и скорость движения

этого животного? Кто мог предполагать, что по зубу любого млекопитающего, в том числе

человека, возможно определить его возраст, потому что на зубах, как и на стволах деревьев,

остается что-то подобное годовым кольцам. А есть предположение, что если научиться

расшифровывать каждое кольцо, то получится настоящий биологический дневник человека.

Да что там говорить о зубах, когда выясняется, что возможно восстанавливать вымершие

виды животных, и ученые уже сегодня всерьез, не теоретически, а практически работают над

этим!" Бояркин прочитал однажды в газете "Известия": "Предполагается, что, например, в

яйцеклетке современного слона наряду с программой развития этого животного есть все

данные о других его родственниках, в том числе и вымерших – мамонте, мастодонте, южном

слоне и др. А из зародыша слона получается именно слон – реализуется лишь та часть

наследственной информации, которая обеспечивает формирование именно организма слона".

А потом факт еще поинтересней: журнал "Наука и жизнь" сообщил, что ученым удалось

выделить и размножить ДНК древнеегипетских мумий, сравнивая которые станет

возможным выяснить родство между фараонами. "Конечно, – думал Николай, осмысливая

все эти факты, – даже восстановить вымерший вид животного или физически восстановить

умершего человека куда легче, чем восстановить личность, но ведь это только начало пути.

Пусть мы узнаем о прошлом по крупицам, но ведь мы становимся все точней и скрупулезней,

а прошлое уже никуда не движется, дожидаясь своей расшифровки. Понятно, что когда-

нибудь наступит такой момент, когда прошлое, сколько бы тысяч или миллионов лет ему к

тому моменту не исполнилось, все, до последней секунды, будет развернуто перед людьми. С

этого-то потом все и начнется. Будет это или не будет, гарантировать невозможно, если

человеку нужно иметь какую-то веру, то лучше всего ее иметь такую. Истина о конечности, о

безысходности у каждого человека в разной степени парализует духовное, умственное

движение. Но если человек знает, что он родился ни больше ни меньше, как для вечного

существования, то он никогда не потеряет вкуса жизни и никогда ни перед чем не опустит

руки.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ