Молодые львы

– Э… да… а что? – Вопрос застал Льюиса врасплох.

Хоуп нервно рассмеялась.

– Сегодня вам за себя не стыдно?

– Пожалуйста, – в голосе Льюиса послышались твердые нотки, – не забывайте, что я на службе и в меру своих сил выполняю порученную мне работу.

Хоуп с трудом поднялась, ребенок уже нарушал координацию ее движений. Платье, слишком тесное для нее, обтягивало живот. И внезапно Льюис отчетливо представил себе, как Хоуп в отчаянии пытается переделать свои платья, не имея денег, чтобы купить новые, предназначенные для будущих матерей.

– Хорошо. Я с ним поговорю.

– И правильно. – Льюис просиял. В конце концов, сказал он себе, это оптимальный выход, да и парень не так уж пострадает. Льюис и сам почти в это уверовал, когда набирал номер управления начальника военной полиции, чтобы сообщить капитану Мэйсону о достигнутом результате.

Попросив телефонистку коммутатора соединить его с капитаном и воспользовавшись паузой, Льюис спросил Хоуп:

– Между прочим, ваш муж знает… о ребенке? – Посмотреть на женщину он не решался.

– Нет, – ответила она. – Понятия не имеет.

– Вы могли бы… э… использовать это как довод, – Льюис вслушивался в жужжание в телефонной трубке, – на случай, если ваш муж не захочет изменить свое решение. Ради ребенка… отец в тюрьме, опозоренный…

– Здорово, однако, быть психиатром. Человек становится таким практичным.

Льюис почувствовал, как у него застыло лицо. Эта дамочка ему уже надоела.

– Я не имел в виду ничего такого, что…

– Пожалуйста, капитан, – оборвала его Хоуп, – будьте любезны, если вам не трудно, не раскрывать свой глупый рот.

«Боже мой, – подумал Льюис, – она права, армия из любого сделает идиота. В штатском я бы такой дури себе не позволил».

– Капитан Мэйсон, – раздалось в трубке.

– Привет, Мэйсон, – поздоровался Льюис. – У меня в кабинете миссис Аккерман. Ты сможешь распорядиться, чтобы рядового Аккермана немедленно привели в комнату для свиданий?

– У вас пять минут, – предупредил конвоир. Он стоял у двери пустой комнатушки с забранным решеткой окном и двумя деревянными стульями посередине.

Хоуп с невероятным трудом сдерживала слезы, дав себе зарок не плакать. Ной выглядел таким маленьким. Многое в нем изменилось, и только к худшему: расплющенный нос, изуродованное ухо, рассеченная бровь. Но все это как-то отступало на второй план, потому что более всего ее поразило другое: каким же он стал маленьким. Синюю форму ему выдали на два или три размера больше, так что Ной буквально тонул в ней. Как же они его замордовали! Все, все выражало в нем покорность и робость. За исключением глаз. Как осторожно вошел он в комнату для свиданий. Какая неуверенная улыбка появилась на его губах, когда он увидел ее. Как смущенно, торопливо поцеловал ее на глазах у конвоира. Как тихонько поздоровался: «Привет». Не хотелось думать о той долгой, жестокой обработке, которая заставила ее мужа покориться. Только глаза горели все так же яростно.

Они опустились на жесткие стулья, колени в колени, словно две старушки, решившие попить чайку в пять часов дня.

– Наконец-то, – нежно улыбнулся ей Ной. – Наконец-то. – На месте выбитых зубов зияли черные провалы, придавая изуродованному лицу какое-то придурковатое и одновременно хитрое выражение. Но Уайтэкр рассказал ей про выбитые зубы, так что Хоуп и бровью не повела. – Знаешь, о чем я сейчас все время думаю?

– О чем? – спросила Хоуп. – О чем ты думаешь?

– У меня не выходят из головы твои слова.

– Какие?

– «Видишь, не так уж и жарко, даже совсем не жарко». – Он улыбнулся, и ей вновь пришлось бороться со слезами. – Я помню, как и когда ты их произнесла.

– Ну ты даешь, – тоже попыталась улыбнуться Хоуп. – Нашел что помнить.

Они молча смотрели друг на друга, словно исчерпали все темы для разговора.

– Твои тетя и дядя по-прежнему живут в Бруклине? И сад…

– Да. – Конвоир подался к двери, начал чесать спину о дверной косяк. Грубая материя шуршала, скользя по дереву. – Послушай, я разговаривала с капитаном Льюисом. Ты знаешь, чего он от меня хочет…

– Да, – кивнул Ной. – Знаю.

– Я не собираюсь уговаривать тебя. Как ты решишь, так и будет.

Тут Хоуп увидела, что округлившиеся глаза Ноя не отрываются от ее живота, обтянутого стареньким платьем.

– Я ничего ему не обещала… Ничего…

– Хоуп, – Ной смотрел на округлившийся живот своей жены, – скажи мне, когда?

Хоуп вздохнула:

– Хорошо. Через пять месяцев. Не знаю, почему я тебе ничего не написала. Большую часть времени мне придется провести в постели. С работы я ушла. Доктор говорит, что у меня может быть выкидыш, если я буду работать. Наверное, поэтому я тебе ничего и не сообщила. Хотела убедиться, что все у меня будет хорошо.

Ной поднял на нее глаза:

– Ты рада?

– Не знаю. – Хоуп очень хотелось, чтобы конвоир провалился сквозь землю. – Ничего не знаю. Но ребенок не должен повлиять на твое решение.

Ной вздохнул, наклонился и поцеловал жену в лоб.

– Это прекрасно. Потрясающе.

Хоуп посмотрела на вэ-пэ, окинула взглядом пустую комнату, решетку на окне.

– Не самое удачное место для того, чтобы узнать столь важную новость.

Конвоир все чесался у двери.