Молодые львы

– Мы затопим их в океане и тут же закажем новые. Далее, – продолжал он со всей серьезностью, – самая деликатная проблема – люди. Перепроизводство товаров, скажете вы, не такая уж беда. А вот перепроизводство человеческих существ… Тут мы ступаем на тонкий лед. Сейчас каждый месяц мы избавляемся от ста тысяч человек, двухсот тысяч – точных цифр, естественно, вам не назовет никто. В мирное время убийство такого же количества людей вызовет определенные возражения, даже если только такой ценой удастся удержать экономику в рабочем состоянии. С протестом выступят некоторые общественные организации, скажет свое веское слово церковь, так что тут я предвижу немалые затруднения. Вот я и говорю – давайте проявим гуманизм, давайте не будем забывать о том, что у нас цивилизованное общество Не надо их убивать. Достаточно просто оставить их в армии. Выплачивать им жалованье, повышать их в звании, награждать генералов, выдавать пособия их женам, но держать этих людей подальше от Америки. Посылать их из страны в страну, целыми соединениями, с четкими инструкциями. Пусть проповедуют идеи доброй воли, несут с собой процветание, щедро тратят американскую валюту, оплодотворяют качественным демократическим семенем Нового Света одиноких иностранных женщин и, что очень важно, своей энергией и целеустремленностью показывают пример местным мужчинам. Тем самым будет обеспечено главное – эти люди не будут конкурировать за рабочие места с теми, кто остался в Америке. Но время от времени часть солдат надо демобилизовывать и возвращать домой. Там они смогут вернуться к прежней жизни с женами, тещами и штатскими работодателями. Они быстро сообразят, какую сотворили глупость, и потребуют, чтобы их вернули в армию. Но назад мы возьмем только самых лучших. И в итоге получим десять или двенадцать миллионов наших отборных представителей, которые и будут разъезжать по всему миру. А в Америке останутся более инфантильные, более глупые, те, кто уже не будет яростно конкурировать друг с другом, поэтому жалоб на нервную жизнь поубавится, все расслабятся…

Снаружи, откуда-то сверху, послышался пронзительный свист. Он нарастал, пока не превратился в ревущий, оглушающий, громоподобный вой, рвущийся из темноты, словно поезд из тоннеля. Посетители клуба бросились на пол, все прекрасно знали, что сие означает.

Мощный взрыв ударил по барабанным перепонкам. Пол поднялся и опустился. Зазвенели тысячи разбивающихся стекол. Лампы мигнули, и за мгновение до того, как они окончательно погасли, Майкл увидел, что хозяйка клуба медленно сползает со стула, при этом ее очки по-прежнему болтаются на одном ухе. Грохот взрывов накатывал волнами, каждая последующая ослабевала по мере того, как разваливались здания, рушились стены, кирпичами заваливало гостиные и воздушные шахты. Пианино в дальней комнате взревело так, словно десять человек одновременно ударили по клавишам.

– Поднимаю ставку на пятьсот фунтов, – донесся с пола голос венгра.

Майкл рассмеялся: он понял, что остался жив, а бомба упала где-то по соседству.

Замигали лампы. Все встали. Кто-то поднял хозяйку с пола, все еще спящую, и вновь усадил на стул у стены. Она открыла глаза, холодно посмотрела прямо перед собой.

– Это же отвратительно – красть шарф у старой женщины, пока она спит. – Глаза хозяйки снова закрылись.

– Вот беда: я расплескал виски. – Венгр покачал головой и вновь наполнил стакан.

– Видите, – Акерн опять оказался рядом с Майклом, – я мокрый как мышь.

Польские капитаны надели фуражки, пренебрежительно огляделись и направились к выходу. У двери они остановились. На стене висели бумажные плакаты – портреты Рузвельта, Черчилля, Чан Кайши и Сталина. Один из поляков протянул руку и рванул портрет Сталина. Он разодрал его на мелкие клочки и швырнул в направлении бара, словно конфетти.

– Большевистские свиньи! – крикнул поляк.

Француз, который грыз стаканы, поднялся с пола и швырнул в поляков стул. Тот ударился об стену рядом с их остроконечными фуражками. Поляки повернулись и юркнули за дверь.

– Salauds![63] – крикнул им вслед француз, покачиваясь у своего столика. – Только посмейте вернуться, я вам живо яйца отрежу!

– Отныне этим господам запрещен вход на территорию клуба, – изрекла хозяйка, не открывая глаз.

Майкл поискал глазами Луизу. Генерал-майор обнимал ее и ласково похлопывал по заду.

– Не волнуйся, не волнуйся, крошка, – ворковал он.

– Все в порядке, генерал. – Луиза холодно улыбалась. – Битва закончилась. Можете меня отпустить.

– Поляки… – Венгр отхлебнул виски. – Дети природы. Однако нельзя отрицать, что они храбры, как львы. – Венгр поклонился и твердым шагом вернулся к столику, за которым уже сидел майор авиации. Венгр опустился на стул, написал расписку на тысячу фунтов и начал тасовать колоду.

Надрывно заревела сирена отбоя воздушной тревоги.

Вот тут Майкла начала бить дрожь. Он схватился за спинку стула, попытался сцепить зубы, но они продолжали стучать. Майкл виновато улыбнулся Павону, который раскуривал потухшую сигару.