Момент истины

Астахов не понимал,чем вызвано это гостеприимство. Первой мыслью было: Калишер хочет выведать у него что-либо о настроении постояльцев, узнать, о чем они говорят.

— Правильно,— одобрил Калишер.— А я вот до сих пор дрызгаю кофе, хотя знаю, что мне это смерть. Молоко, сахар?

— Нет, я так,

— И опять правильно. Вы правильный человек, мистер Астахов. А я вот пробовал сидеть на диете. Знаете, как сидел? Как самоубийца. Но ничего не вышло.— Он засмеялся, наливая Астахову чаю из термоса.— Живой! И даже больше растолстел. С ромом, может быть? С ромом чай — одно удовольствие.

— Нет, нет, спасибо.

— Вы, русские, железный народ. Сказал нет — значит, нет.

Калишер налил себе кофе и удобно устроился в кресле, будто готовился начать долгую приятную беседу.

— Скажите, мистер Астахов, вы давно живете в этом городе?

— Пятнадцать лет.

— М-м-м. Это ведь срок! И все это время работаете управляющим отелем?

— Да.

— А где живет хозяин?

— В столице обычно.

— В столице,— задумчиво повторил Калишер, прихлебывал кофе.— В столице.— И вдруг неожиданно поднял веселые глаза:— В какой столице?

— То есть как в какой?— не понял Астахов.

Но Калишер остановил ею жестом, прислушался, сказал:

— Минутку, кажется, готово,— и вышел в соседнюю комнату.

— Готово?— нетерпеливо спросил он Фараджа, который сидел там за старой пишущей машинкой.

— Пожалуйста.— Фарадж моментально вынул из каретки и протянул Калишеру листок бумаги.

В саду отеля прокричала ящерица.

Часовой, стоявший снаружи у входа в гостиницу под навесом, шевеля губами, считал, сколько раз раздался крик. Шесть. С досадой покачал головой. Ею напарник засмеялся.

— Мне нужно спешить,— сказал Игорь Кларку.

— Мы вряд ли соберем шесть подписей,— ответил тот.

— Пусть будет хотя бы пять, четыре...

— Нужно говорить с каждым отдельно,— предложил Максвелл.

— Я уже сказал Катлен.

— Что она?

— Она вряд ли подпишет.

Катлен подошла к ним, видимо, слышала последние слова.

— Нет, она передумала,— сказала Катлен.— Эта взбалмошная баба передумала. Она подпишет.

Игорь взглянул на нее с радостным удивлением.

— Из спортивною интереса,— уточнила Катлен.

— Может быть, вам поговорить с Морром?— спросил ее Кларк осторожно.

Катлен на секунду задумалась, потом кивнула:

— Хорошо, попробую...

— Остаются Стэннард и Хольц,— сказал Максвелл.

— Остается только Стэннард,— возразил Кларк.

Калишер взял листок и вернулся с ним к Астахову.

— Значит, в столице,— продолжал он,— так, так. У вас, видимо, неплохие заработки, мистер Астахов?

— На жизнь хватает, я человек скромный.— Астахов все еще не понимал, куда клонит Калишер.

— Ну, а основное вознаграждение вы получаете в рублях?— не меняя тона, как бы между прочим спросил тот.

— Почему в рублях?

— Неужто вам платят в твердой валюте?— засмеялся Калишер.— Широко, широко живут наши русские друзья!

— Я не понимаю вас!

— Не надо,— дружелюбно покачал головой Калишер.— Не надо, Астахов. Не осложняйте жизни ни себе, ни мне. Ведь мы, наверное, с вами в одном звании? Вы полковник или подполковник?

— О чем вы говорите?!

— Ну, перестаньте,— поморщился Калишер.— Хотите, чтобы я вел разговор официально? Пожалуйста. Вам же будет хуже. У революционного правительства есть данные, свидетельствующие о том, что вы, господин Астахов, русский шпион.

Астахов засмеялся, все еще не веря, что с ним говорят серьезно, но вдруг осекся, сказал после паузы:

— Я английский подданный, вы будете отвечать.

— В мирное время шпионов обычно судят, устраивают показательные процессы,—незлобиво продолжал Калишер, доливая чаю Астахову.— Но в революционное их просто расстреливают.

— Не верю этому сосунку,— сказал Mopp Катлен, брезгливо морщась.

— Почему?

— Пахнет провокацией. Он соберет подписи и отдаст Калишеру или, того лучше, этому Фараджу,

— Ты не веришь не ему, ты не веришь в себя. Он чист, как свист мальчишки.

— Тебе лучше знать.

— Конечно, лучше... Но я о другом. Давай профессионально. Представь себе лицо твоего редактора, когда во всех газетах будет опубликована телеграмма, подписанная Кларком, Максвеллом, Стэннардом и мною, а твоей подписи нет. И представь свою карьеру после этого.

— Хольц отказался?— деловито осведомился Mopp.

— Хольц — фотограф. Его подпись не важна. А снимков у него нет. Его решили не беспокоить.

— Да?

— Да.

— И Стэннард подпишет?

Стэннард в отчаянии объяснял Максвеллу:

— Вот не лежало у меня сердце к этой поездке... ну просто, не лежало. Ну зачем я согласился? Ведь если честно, я не очень здоровый человек. Да, да, мне врач сказал, это называется компульсивный синдром. Я не способен принимать решения. Я и псевдоним себе придумал из-за этого. Чтобы и так можно и так... Жизнь сложна, жизнь так сложна... Разве хоть одно решение может быть правильным до конца. Ни одного!.. Слушайте, Гарри, считайте, что меня тут нет, что вы со мной не говорили... Я спал... Ну, я боюсь смерти... Я боюсь Калишера, этих часовых. Это все не для меня... Я никого не выдам. Но без меня, ладно?.. Проклятая профессия. Все время на острие, на виду у всех, каждую минуту самому принимать решения! Как бы я хотел быть простым управляющим отелем, как этот Астахов.