Шесть раз прокричала ящерица. Астахов, шевеля губами, механически по привычке сосчитал. Подошел к окну. Посмотрел на улицу. Под дождем ходили часовые: вправо, влево, вправо, влево...
У себя в комнате Игорь вынул из стенного шкафа походные ботинки на толстой подошве, осмотрел внимательно. На письменном столе переворошил какие-то бумаги, порвал некоторые из них, другие сунул в карман рубашки. Вынул из рамки фотокарточку — он с отцом,— тоже положил в нагрудный карман рубашки. Сел на стул, принялся переобуваться.
Астахов, обеспокоенный, стоял у двери в комнату сына. Услышал шаги, не выдержал, приоткрыл дверь, увидел разбросанные в беспорядке вещи. Игоря, надевающего штормовку, все понял.
— Это мальчишество, Игорь.
— Папа, я хотел тебе сказать, мне нельзя здесь больше оставаться.
— Ты русский, ты английский подданный, какое дело тебе до чужого острова!
— Хотел бы я быть русским...
— Ты русский по крови...
— По крови... По крови это, наверное, слишком мало.
— Тебя все равно не выпустят.
— Под стеной есть лаз. Мы вырыли его с Абу, когда были мальчишками. Он зарос, но я смотрел сегодня, пролезу.
— Ты никуда не пойдешь,— решительно сказал Астахов.
— Хочешь, чтобы я всю жизнь мыл тарелки?
— А я еще раз говорю...
— Больше нельзя. Я перестану уважать и себя... и тебя.
— Я отдал тебе всю жизнь.
— Тише, часовой услышит.
— Ты бросаешь меня в такое время. Ну хотя бы подожди. Не сегодня... Потом... Потом...
— Больше нельзя ждать...
— Тебя убьют, как только ты подойдешь к забору.
— Я подходил сегодня дважды.
— За этот час многое изменилось.
— Что изменилось?
— Я не могу сказать... Я прошу тебя об одном. Подожди до утра.
— Рассветет, я не смогу выбраться. Папа, я решил окончательно.
Астахов подумал несколько мгновений.
— Хорошо... Я полагал, что у меня есть ночь придумать что-нибудь... Ты меня вынуждаешь...
— О чем ты?
— Только ты запомни, сынок... Запомни, я никогда не был предателем...
— Не понимаю, о чем?..
— Просто я хочу, чтобы ты остался жив...
Астахов вышел в холл, несколько мгновений стоял в нерешительности, потом двинулся от выключателя к выключателю, поочередно зажигая все лампы. Холл наполнился светом.
В своей комнате Игорь продолжал быстро собирать вещи.
Астахов подошел к гонгу, которым созывают постояльцев к столу, взял в руки колотушку, повертел ее, помедлил, закрыл глаза и, будто бросился в холодную воду,—ударил по большой медной тарелке.
Из своей комнаты выбежал Игорь.
— Что ты, папа?
Астахов, не отвечая, продолжал бить в гонг.
Вниз по лестнице спускались заспанные журналисты.
— Что он? С ума сошел?
— Пожар!
— Почему так рано к завтраку?
— Да скажите толком!
— Перестаньте звенеть в этот идиотский колокол!
— Три часа ночи, с ума сойти!
— Конец света!
— По-моему, он не в себе...
— Напился.
Астахов перестал бить в гонг. Перед ним стояли Игорь и журналисты—растрепанные, полуодетые. Стэннард пришел, закутавшись в простыню, как древний римлянин.
В дверях своей комнаты показалась Мэри.
— Простите, что я поднял вас среди ночи,— глядя куда-то в сторону, хрипло произнес Астахов,— но мне нужно сообщить вам важную вещь. Дело в том, что я не Астахов. Я Павлов, Иван Петрович Павлов...
Журналисты с удивлением смотрели на управляющего.
— Ну и что?— подозрительно спросил Mopp.
— Я резидент советской разведки на этих островах,— закончил Астахов.
Все остолбенели.
— Это неправда!— сказал Игорь в полной тишине.
И сразу его перебил радостный крик Морра.
— Я говорил! Я чувствовал! — И тут же деловым тоном:— Почему решили признаться? Ваше звание? Когда вы приехали сюда?
— Стоп! — властно остановил Кларк.— Господин Астахов или как вас там, насколько я понимаю, вы решили устроить пресс-конференцию... Просим, подождать минуту, мы сходим наверх, принесем блокноты и магнитофоны.
— Хорошо,—сказал Астахов и опустился на стул.— Я подожду.
Журналисты, толкаясь, бросились наверх в свои комнаты. Внизу остался лишь Хольц, который, как всегда, не забыл фотоаппарат и сейчас уже щелкал им, не переставая.
Игорь взял отца за плечи.
— Папа, что с тобой, тебе плохо?
Астахов покачал головой.
— Дай воды, пожалуйста.
Одетые так же, как раньше, если не считать некоторых вещей, потерянных при свалке, почти одновременно скатились вниз по лестнице журналисты. Запыхавшись, они остановились перед Астаховым, и сразу посыпались вопросы,
— Ваше звание? Сколько вам лет?
— Ваши функции?
— Почему вы решили признаться?
— Сколько вы получаете денег?
— Как передавали информацию?
— Кто ваши помощники?
— С кем имели связь?
Под этим градом вопросов Астахов сидел молча, опустив голову. И снова властно прозвучал голос Кларка:
— Стоп! Давайте по порядку!
— Да почему он распоряжается?— вскипел Mopp.
— Начинайте вы,— спокойно сказал ему Кларк.
Сам он держал в руках микрофон, который подносил то к лицу Астахова, то к лицам журналистов, задававших вопросы. Астахов с трудом поднялся со стула.
MOPP. Ваша настоящая фамилия?
АСТАХОВ. Павлов, Иван Петрович Павлов.
МАКСВЕЛЛ. Звание?
АСТАХОВ. Полковник.
СТЭННАРД. Ого! Когда вас прислали сюда?
АСТАХОВ. Давно. Пятнадцать лет назад.
КЛАРК. С какими задачами?