Монокль. Рецензии на книги Михаила Гундарина

«Как-то давненько […] читал, помнится, про о.Иоанна Кронштадского… Вроде юноты решили поиздеваться над его прозорливостью; на пути его следования одного [своего товарища – В.Б.] уложили, укрыли дерюгою […]

и, как только о.Иоанн подошёл, возопили: помолитесь, отче! Наш товарищ помре!.. Тот сурово стал, помолился – и ушёл; а юноты, снявши со смехом дерюгу […], с ужасом увидели товарища мёртваго […]

…Так вот.

Реальный сюжет из нашего с вами ЖЖ:

Некий бойкописец соорудил себе ник, а с ним – и ЖЖ-биографию; это ведь так прикольно (как ноне говаривают); фантазия у него неплохая, абстрагировался от себя и вжился в новый ник и новую биографию вполне конкретно, выступая в роли не себя, а придуманного персонажа – современной дамы полусвета… Дальше – больше: искренностью и занятностью постов своих оный бойкописец возбудил массы, вызвал обширный зафренд; среди френдов – попался и священник… Слово зА слово, комментом пО посту: бойкописец вошёл в роль; просит священника помолиться о том о сём; наивный и на голубом глазу своём священник молится (О НЕЙ) – – – и

… и что?.. вот думаю: может ли сюжет наш – по вышеозначенному – развиться так, что в одно прекрасное утро, в реальном своём реале, подходит бойкописец к зеркалу в ванной и видит в нём – – –…»

Уловил связь, уважаемый читатель, продравшись через дебри словес?

Пачка сигарет

Десятый, кажется, самый большой по своему объёму «трек» в журнале «Сибирские огни» не публиковался – попал под сокращение. Так сказать, под нож. Впервые опубликован в отдельной книге. Рассказ начинается с того, что лирическое «я» автора, седого и пятидесятилетнего, попадает в 1988 год. То ли «назад в прошлое», то ли «назад в будущее» (помните эти фильмы?), главное – что именно назад, а не вперёд.

Судя не только по этому рассказу, но и по книге в целом, 80-е годы прошлого столетия (и даже тысячелетия) – наиболее яркие и памятные для самого Михаила Гундарина, а 1988-й – вообще самый-пресамый (он будет упомянут ещё в одном из следующих «треков» и, соответственно, в моей рецензии на тот «трек»). К слову: именно в 1988 году сам Михаил перевёлся из далёкого провинциального университета в Москву (и не в абы какой вуз, а в МГУ).

Совпадение? Не думаю! Лично для автора этой рецензии 1988 год тоже очень ярок и памятен. Я служил срочную в рядах Советской Армии, и это был второй год моей службы. Впрочем, это сегодня тот период кажется ярким и радостным, а когда служил – всякое бывало. Наиболее запоминающимся оказалось возвращение из армии в родные пенаты – в МГУ на третий курс журфака, с которого меня в армию и забрали. С «которого», да не с «которого», ибо курс был хоть и третий, да не тот, как не тем был известный Федот из поговорки. Вот тут-то мы, кстати, с автором книги пересеклись, познакомились и стали учиться не просто на одном курсе, но в одной группе! Но для меня это был уже конец 1988-го года. Кажется, октябрь или уже ноябрь (лень заглянуть в военный билет).

В общем, как для нас обоих (меня и автора книги рассказов), так и для лирического «я» гундаринской «Пачки сигарет» это был год «яркости красок, объёмности изображения». Думается, что особенно насыщенным и контрастным год был для «третьего нелишнего»: лирического «я», которое оказалось в прошлом (опять машина времени? снова Герберт Уэллс?). Почему же из всей нашей тройки именно герой «трека» в дамках? Потому что для него всё оказалось не просто здесь и сейчас, а наяву. Он вживую увидел всё то, что за 30 лет жизни в его «памяти повыцвело, стало плоским, вроде старой открытки…».