Иннокентий смотрел на нее и улыбался. Это всё, что он мог сделать на тот момент, горло его будто было перехвачено широким ремнем сыромятной кожи, который, высыхая, глубже и глубже впивался в тело.
— Скажи, — Лея зашлась рыданиями. — Скажи!
— Да кто ж в таком признается, — подначивала толстуха. — Ты ж не призналась, что хотела с Борисом убежать?
Лея побледнела и затихла. Через мгновение толстуха хлопотала уже над харкающим кровью юношей.
— Ладно, некогда стоять, давай быстро уже сюда, хлопочи, — скомандовала толстуха Лее.
— А чем я могу помочь? Он умрет! — девушка зашлась в рыданиях.
— Как с вами тяжело! Косу черную доставай, вот тебе иголка, горло шей! — старуха протянула ей ржавую кривую иглу.
Лея поморщилась.
— Разве ж таким можно шить? Да я и не умею! Как шить-то? — отнекивалась девушка.
— Ну, а как корни деревьев ползут под землей, проникают в кротовьи норы, оплетают старинные клады, заплетают корни луговых трав, сплетают корни камыша, чтобы удержать воду и не пустить её на низкий берег?
— О чем ты, старуха? — грозно спросила Лея.
— Значит, это — правда? — Лея рыдала, глядя на толстуху.
— Всё — правда, моя девочка, ты Кешу зашей, мы ж не хотим, чтоб он умер? Нам он живой, ой, как нужен. Давай вспоминай свои колыбельные хорошие, баюкай мальца и шей.
— Я не ревниваа-а-ая! — всхлипывала Лея. — Я ведь просто помню, что меня бросили, как только я родилась. Обменяли на такую толстую, с розовыми щекаа-а-ами. Я пообещала, что всех, кто бросит, убью-у-у…
— Да, долгая у эльфов память, — вздохнула толстуха. — Кеша тебя не бросал, мне верь. Это я для дела приврала, чтоб ты взбесилась и из ревности кровь ему пустила. Шей давай. Он тебя никогда не бросит. Ну, если выживет, конечно….
Иннокентий дёрнулся, когда Лея воткнула иглу под кожу.
— Да ты усыпи сначала. Вы ж эльфы людей на любой лужайке лесной, на любом холодном камне, в любую зимнюю стужу усыпить можете, чтобы убить или для смеху ради.
— Он умрёт? — заливалась слезами Лея.
— Нет, во-первых, ты его штопаешь косой лесной бабы, помнишь, срезала в лесу? В той косе сила жизни огроменная, волосы из косы будут держать его на самом краюшке, а во-вторых, я ж тоже не с ума сошла, мы его обязательно оживим… Ну, вот как тебе сказать… Вот ты живёшь в Краю? Живёшь и живёшь себе. А ты не думала, что у него изнанка есть? Нет? У юбки есть, у кофты есть, у камня есть. Значит, и у Края есть? Только Край-то он не юбка, его просто так не вывернешь, тут приладиться надо. Юбку просто — схватил за оба конца и тряханул. А тут-то рук не хватит, чтобы схватиться. А ведь рубаху большую можно и по-другому вывернуть? С ворота. Ну, стало быть, через горло руку сунуть, там, где прореха-то меньше…
— А зачем нам Край наизнанку вытряхивать? — спросила Лея ошалело.
— Я так устаю с вами, честно, — вздохнула толстуха. — Сейчас нам это необходимо для того, чтобы твой Кеша жив остался.
— Так чтобы он жив остался, нам просто не надо было его убивать! — догадалась Лея.
— У нас с тобой мало времени на разговоры, ну да ладно. Ты и я, вот мы в Краю живём. Так? Так. Да нет, слушай, не поймёшь ты. А пока я тебе буду рассказывать, Кешку потеряем.