Мороженое для горячей штучки

– А вас не тошнит? – спросила врач.

– Вроде нет, – ответила Серафима, прислушавшись к своему организму.

– Странно, при сотрясении мозга всегда тошнит, то есть как правило…

– У меня сильно болит голова и кружится, – пожаловалась Серафима, – еще хочется спать.

– Это от лекарств, – сказала доктор.

– И есть тоже хочется, – доверительно пожаловалась Сима, – давно не ела я…

– У нас на первом этаже есть буфет. Там можно что-то купить, перекусить. Сильно наедаться я не рекомендую, – ответила ей Маргарита Владимировна, – дойдете сами? Может, помочь?

– Не надо, я сама, – категорично заявила Серафима.

– К пяти возвращайтесь в палату, измерение температуры, прием таблеток, ужин… – перечислила доктор и ушла.

И тут началось преодоление самой себя. Походка у Серафимы была как у пьяной, ее мотало от стены к стене, в голове гудело, и каждый шаг отдавался болью в висках, но ей очень хотелось пить, и она двинулась по больнице в поисках буфета, где наверняка есть сок, много сока и минералки.

Больница показалась ей просторной и чистой. В прохладном холле с ярким светом у Серафимы еще больше закружилась голова. Она шла, держась рукой за стенку, и никто не обращал на нее внимания. Видимо, тут больные частенько перемещались таким образом. Она вышла за стеклянные двери отделения к металлическим дверям лифта и поехала на первый этаж. Там в вестибюле Серафима прошла мимо зеркал, увидела указатель «Буфет». Посмотрев на себя в зеркало, она реально ужаснулась. Бледное лицо с припухшим глазом, с белыми бинтами на голове и худое тело в широченном идиотском халате принадлежали словно другому человеку. Серафима даже слегка встряхнула головой, чтобы быстрее забыть это жуткое зрелище.

В буфете было прохладно, уютно, и больницу напоминал только несколько навязчивый запах хлорки и лекарств, которыми пропитался коридор. Круглые столики, круглые стульчики, которые почему-то медленно кружились вокруг столов.

«Так же неудобно есть», – подумала Серафима перед тем, как поняла, что это у нее голова кругом идет, да еще с резкого перехода с темноты на свет и снова в темноту. Потому что в буфете освещение было приглушенное. Ноги Симы подкосились, и она плюхнулась на первый попавшийся стул. Людей в буфете было мало. Один мужчина поднял голову, посмотрел на нее и, быстро встав, подбежал к ней.

– Серафима, вы как? Вам плохо?

– Нет, нет, ничего, просто что-то повело. Вот пить хочу сильно, да и перекусила бы, – виновато ответила она Герману Геннадьевичу, ибо это был он.

– Вставайте, я помогу вам! Пойдемте за мой столик! – И Герман отбуксировал ее за свой стол.

– Что вам принести? Что вы хотите? – спросил он, стрельнув на нее внимательным взглядом темных глаз.

– Пить, немного поесть, – вяло ответила Серафима, словно потратив все силы, добравшись до буфета.

– Понял! – ответил Герман Геннадьевич. – А я вот тоже зашел перекусить…

Серафима посмотрела на его поднос. Компот, пюре с котлетой, корейская морковь и хлеб. Она перевела взгляд на Германа, на его слегка сутулую спину. Он был выше среднего роста, весьма неуклюж, но все равно в нем что-то было. Такой вот – мужчина с лохматыми темными волосами и весьма притягательным лицом. Серафима снова тряхнула больной головой.

«Точно, со мной что-то не так, раз о таком подумала», – решила она.

Герман вернулся и поставил перед Симой тарелку с винегретом, тарелку с салатом из свежих овощей, сок, компот и ватрушку.

– Если что захотите еще, я схожу, – пообещал он и вернулся к своей еде. Поглощал он ее с чувством проголодавшегося человека.

Серафиму обуяло чувство стыда.

– Герман Геннадьевич, извините, я нахамила вам в палате. Что-то сорвалась.

– Ничего страшного, я все понимаю, – слегка улыбнулся он.

– Не думала, что увижу вас еще. Хорошо, что встретила. Появилась возможность попросить прощения.

– Извинения приняты. Можно на «ты». Я не на работе. Зашел вот поесть перед тем, как домой ехать, – пояснил он, уплетая котлету.

– А чего дома не ешь? – спросила Серафима и залпом выпила сок.

– Дома шаром покати, я весь в работе, – ответил он, – сплю, живу, ем… все на работе.

– А семья? – удивилась Сима. – Нельзя все время быть на работе.

– Семьи у меня нет, – мягко ответил Герман Геннадьевич, не поднимая глаз.

– Извините.

– А у тебя, отважная библиотекарша, есть семья? – спросил он.

– Нет. У меня тоже нет. Я имею в виду мужа и детей, ты уже спрашивал… А мама, правда, не родная и подруга, ставшая фактически сестрой, есть. Так что я не одинока.

Герман принес ей еще сока два стакана.

– У меня есть брат и племянник. Я тоже не одинок, – улыбнулся Герман Геннадьевич какой-то притягательной улыбкой.

Серафима снова выпила сок и перешла к поглощению винегрета.

– А зачем ты пошла в тренажерный зал? – спросил Герман.

– Хотела обрести крылья, – ответила Сима, хрустя огурчиком.

– Какие крылья? – не понял Герман Геннадьевич.

– Чтобы так вот… мышцы в тонус вошли, походка стала уверенная, осанка красивая. В таких случаях говорят, что «крылья выросли», – пояснила Сима.