Марк-Антуан вздохнул с демонстративным облегчением:
– А он был здесь в тот день, когда вы сообщили мне о Терци?
– Не имею понятия.
– Ах, вот как! Вы даже не знаете, когда он уходит и приходит? – Марк-Антуан перехватил инициативу. – Ну, здесь он или не здесь, я предпочитаю разговаривать во внутреннем помещении. Вы удивительно беспечны.
– Я не беспечен, друг мой. Я знаю, что делаю. Но будь по-вашему. – Он поднялся, и они перешли в дальнюю комнату.
Это позволило Марк-Антуану собраться с мыслями, что было необходимо ему, как никогда. Он понимал, что ему грозит разоблачение и что он должен задушить подозрения Лаллемана в зародыше, совершив какой-нибудь ультраякобинский поступок.
Он вспомнил последнее письмо Барраса, и оно подсказало ему, как надо действовать. Хотя план действий был довольно гнусным, Марк-Антуан был вынужден прибегнуть к нему, чтобы восстановить свою пошатнувшуюся репутацию.
– Вы знаете, – пошел в атаку Лаллеман, – мне представляется необычайно странным одно обстоятельство. Стоит нам с вами обсудить какой-либо секретный вопрос, как он немедленно становится достоянием гласности. Вы объяснили мне, почему поставили тогда в известность сэра Ричарда Уорзингтона. Но теперь ваше объяснение кажется мне менее убедительным.
– И почему же? – Марк-Антуан держался так же сухо и высокомерно, как во время их первой встречи.
– Из-за этой истории с Рокко Терци. Ни одна живая душа в Венеции, кроме него и меня, не знала, чем он занимается. Но как только я рассказал вам об этом, его в ту же ночь забрали вместе с чертежами. Насколько я знаю инквизиторские методы, к настоящему моменту его, скорее всего, уже задушили.
Это было прямое обвинение.
Марк-Антуан выпрямился с надменным видом:
– Вы говорите, ни одна душа не знала? А как насчет виконтессы, которой вы платили, чтобы она подкупила Терци? Ее вы не принимаете в расчет?
– Какой мудрый и смелый выпад! Так вы
– Я никого не обвиняю, а просто указываю на неточность ваших утверждений.
– Никакой неточности. Виконтесса не знала, для чего мне нужен Терци. Не знала, слышите вы? Вы полагаете, я посвящаю в свои дела всех агентов? Она была не в курсе.
– Вы всегда так уверены в себе и ни в чем не сомневаетесь? Откуда вы знаете, что Терци не рассказал ей, чем он занимается?
– Это невозможно.
– Почему? Потому что вы считаете это невозможным? Здравое рассуждение, нечего сказать! А разве не мог проговориться один из тех, кого нанимал Терци? Вряд ли они не понимали, что делают.
Лаллеман стал терять терпение.
– Им хорошо платили. Чего ради они лишили бы себя источника легкого заработка?
– Кто-нибудь из них мог испугаться. В этом не было бы ничего удивительного.
– Кого еще вы подозреваете? – спросил Лаллеман.
– А вы кого предпочитаете подозревать? – Голос Марк-Антуана зазвенел.
Лаллеман проглотил комок в горле. Глаза его метали молнии, но он колебался.
– Я жду ответа! – потребовал Марк-Антуан.
Посол нервно встал и прошелся по комнате, задумчиво обхватив рукой двойной подбородок. Разгневанный вид полномочного представителя его смущал. Его раздирали сомнения.
– Ответьте мне честно и прямо на один вопрос, – сказал он наконец.
– Задавайте свой вопрос, только тоже прямой.
– С какой целью вы вместе с графом Пиццамано ходили во Дворец дожей в понедельник вечером? С кем вы там встречались?
– Вы что, посылаете своих людей шпионить за мной, Лаллеман?
– Ответьте сначала на мой вопрос, а потом уже я отвечу на ваш. Что вы делали во Дворце дожей за несколько часов до ареста Терци?
– Я пошел туда, чтобы встретиться с инквизиторами.
Такая откровенность уже во второй раз сразила Лаллемана.
– С какой целью? – спросил он, придя в себя. Однако от его агрессивности уже мало что осталось.
– Как раз об этом я и хотел сегодня с вами побеседовать. Сядьте, Лаллеман. – Марк-Антуан заговорил властным тоном авторитетного официального лица. – Сядьте! – повторил он более резко, и Лаллеман автоматически подчинился.
– Если бы вы лучше соображали и занимались тем, что действительно представляет интерес для нации, вместо того чтобы тратить силы и средства на всякие мелочи, то давно уже сделали бы то, что пришлось делать за вас мне. Вам должны были встречаться законники с куриными мозгами – да наверняка встречались, их повсюду полно, – которые с кудахтаньем носятся за каждым зернышком информации, упуская из виду главное. Вы ведете себя так же, Лаллеман. Вы самодовольно плетете здесь дурацкие маленькие интриги и не замечаете важных вещей.
– Например? – прорычал Лаллеман. Лицо его приобрело багровый оттенок.