Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска

– Святой Марк! Так он и тебя достал, Вендрамин? – Он встал на колени и занялся раной, в то время как другой бандит помогал второму раненому, который также был уже без сил.

– Ерунда, – ответил Вендрамин. – Потерял немного крови, вот и все. Но все же с раной надо что-то сделать.

– Этому парню стоило бы заняться моим ремеслом, ей-богу! – сказал Контарини. – Он неплохо преуспел бы в этом. Я чувствую себя негодяем, уложив человека, сумевшего вывести из строя двух противников из четырех.

Вендрамин жалел, что не уложил в придачу и вероломную Далилу, но сожаление перевешивала огромная радость. Он свел счеты с этим проклятым англичанином и избавился от угрозы с его стороны. А главное, восторженно думал Вендрамин, он отстоял свою честь.

Глава 28

Вопросы

Теми тремя, что спешили на помощь со стороны набережной, но не смогли помочь, были Ренцо со своим гондольером и Филибер, который стремился предупредить хозяина и был направлен сюда привратником Ка’ Гаццола.

Они прибежали к месту нападения на миг раньше группы с фонарем, приближавшейся с противоположной стороны и состоявшей из привратника посольства, его сына и секретаря Жакоба. Привратник был вооружен короткоствольным ружьем с раструбом, Жакоб тащил угрожающего вида саблю.

Виконтесса стояла на коленях в грязи около тела Марк-Антуана, в отчаянии стеная и умоляя его ответить. Она заметила Жакоба только тогда, когда он опустился на одно колено с другой стороны тела, в то время как Жак, сын привратника, держал фонарь.

Затем она почувствовала, как чьи-то сильные руки обхватили ее за плечи и стали поднимать. Купри, привратник посольства, пытался успокоить ее:

– Мадам! Мадам! Мадам виконтесса!

– Оставьте, оставьте меня! – прорыдала она в ответ. Все ее внимание было обращено на Жакоба, сосредоточенно осматривавшего Марк-Антуана.

Он слегка повернул тело, под ним стала видна лужа крови.

Осознав природу темного пятна, мерцавшего при свете фонаря, виконтесса издала протяжный вопль.

Низко пригнувшись, Жакоб прощупывал сердце Марк-Антуана и одновременно следил за его губами.

Она спросила его севшим голосом:

– Он… он?..

– Он не умер, гражданка, – степенно ответил молодой человек.

Виконтесса замолкла, словно боясь выразить радость, для которой, возможно, еще не было оснований.

Жакоб поднялся и взял руководство на себя.

Они расстелили плащ Марк-Антуана и положили на него раненого. Купри с сыном, Филибер и Ренцо, взяв плащ за четыре угла, понесли Марк-Антуана по переулку и через Корте-дель-Кавалло обратно в посольство. Виконтесса, с трудом передвигая ноги, шла следом, поддерживаемая Жакобом.

Они пристроили Марк-Антуана в привратницкой, после чего Ренцо с гондольером ушли. Жакоб велел им не рассказывать никому о том, что произошло. Молодой еврей никогда не терял головы и помнил, что молчание – самая безопасная политика при любых обстоятельствах.

Ренцо, однако, не считал, что должен утаивать что-либо от своей хозяйки. Когда служанка провела его к Изотте, он отдал ей записку Марк-Антуана и поведал обо всем случившемся. Она стояла перед ним, напряженно застыв, и не издала ни звука, но глаза на ее мраморном лице пылали, как два черных угля в костре. Ее вид напугал Ренцо, и он поспешил сказать, что мессер Мелвилл не только жив, но и, несомненно, поправится.

Слегка покачнувшись, она оперлась о стол, ожидая, пока пройдет охватившая ее слабость. Затем взяла себя в руки. Пиццамани были скроены из прочного материала, и Изотта, при всей ее внешней хрупкости, унаследовала свою долю фамильной прочности. С сухими глазами, она пугающе спокойным голосом стала спрашивать Ренцо, кто были напавшие на Марк-Антуана убийцы, однако он не мог сказать ей ничего определенного. В переулке было слишком темно.

Немедленные действия требовали немалого мужества, но пассивное ожидание было бы невыносимой мукой. Приняв решение, она отмела все соображения, которые могли бы задержать ее, и велела служанке принести ей плащ с капюшоном. Не заботясь о том, что мать, еще не ложившаяся, может обнаружить ее отсутствие и встревожиться, она выскользнула из дома в сопровождении Ренцо. Они пошли садом, чтобы не попадаться на глаза привратнику. Через садовую калитку, оставленную ими не запертой, они вышли на маленькую площадь, пересекли по мостику узкую протоку и оказались на широкой береговой полосе канала Сент-Джордж. Взяв гондолу, они направились к Мадонна делл’Орто.

В посольстве ее без всяких проволочек пропустили прямо к Лаллеману. Пораженный посол почтительно приветствовал ее в своем кабинете, служившем и гостиной.

В комнате он был не один. При появлении Изотты из-за письменного стола поднялись двое мужчин, с которыми он беседовал.

Одним из них был Вийетар, чей усталый взгляд несколько оживился при виде изящной молодой красавицы, другим был коренастый человек средних лет в черном вечернем костюме; его лицо одновременно излучало силу и доброту.

– Месье Мелвилл… здесь? – пробормотала Изотта. Затем, взяв себя в руки, она объяснилась более связно: – Я только что узнала, что произошло с ним. Он наш друг, большой друг…