Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска

– Я знаю, мадемуазель. – Лаллеман великодушно старался избавить ее от лишних объяснений. – Я понял это из записки, которую передал мне доктор Делакост. – Он взял со стола листок бумаги. – Это ведь вы ее написали, как я понимаю?

Посол протянул ей листок. Осознав происхождение бурого пятна на листке, Изотта на секунду прикрыла глаза.

– К сожалению, – вздохнул Лаллеман, – он не отнесся к предупреждению достаточно серьезно.

– А как… как он? – спросила она, в страхе ожидая ответа.

Лаллеман повернулся к врачу:

– Вы не скажете ей, доктор?

Приземистый доктор медленно приблизился к ней:

– Положение серьезное, но не дает повода отчаиваться. Абсолютно никакого повода. Я прямо готов поверить в чудеса. Можно подумать, что это его ангел-хранитель направил клинок именно таким образом. Основная опасность – ужасная потеря крови. Но я верю, что он восстановит силы.

Глядя в доброе, серьезное лицо доктора, она почувствовала некоторое облегчение.

– Мы позаботимся о нем, – сказал Лаллеман. – Он будет находиться у нас, здесь ему ничто не угрожает.

– А известно, кто это был? – спросила она.

Тут же прозвучал резкий голос Вийетара, приблизившегося к ним:

– Мне кажется, ваша записка с предупреждением прямо указывает на это.

– Вы имеете в виду инквизиторов? О нет, что вы.

– Но разве не так они поступают с теми, кого не могут по какой-либо причине арестовать? – упорствовал Вийетар.

– Этого не может быть. Я знаю точно, что они планировали только арест. Сам мессер Корнер, один из инквизиторской тройки, сказал это. И к тому же, месье, инквизиторы не убивают людей на улицах.

– Я остаюсь при своем мнении, – заявил Вийетар.

– Да нет же, вы ошибаетесь. Сегодня вечером инквизитор Корнер приходил к моему отцу и не только сообщил ему о предстоящем аресте, но и пригласил его на разбирательство, намеченное на завтрашнее утро, чтобы отец мог высказаться в поддержку месье Мелвилла.

– Вот видите, – сказал Лаллеман Вийетару. – Это не было попыткой ареста и сопротивлением аресту с его стороны. Я все-таки придерживаюсь своего первоначального заключения: это работа подлого барнаботто Вендрамина. Мерзавец не терял времени даром.

– Чья работа, вы сказали?

Она спросила это так резко и изумленно, что Лаллеман в свою очередь воззрился на нее с удивлением, прежде чем ответить:

– Вендрамина, Леонардо Вендрамина. Вы знаете его?

По ее лицу было видно, что она категорически отказывается поверить в это.

– О нет. Это тоже абсолютно невозможно.

– Вот-вот! – оживился Вийетар. – И я то же самое говорю. Вендрамин не посмел бы.

– Однажды он уже посмел.

– Да, но обстоятельства изменились.

– Вот как раз изменившиеся обстоятельства и позволили ему сделать вторую попытку, – проницательно заметил Лаллеман.

– О чем вы говорите? – спросила Изотта.

И тут она узнала от Лаллемана не только о первом покушении, но и о дуэли, на которой Вендрамин потерпел поражение. Лаллеман был не уверен – или притворился неуверенным – относительно причины поединка, но твердо знал, что он был спровоцирован Вендрамином.

– С учетом того, что этот барнаботто задолжал месье Мелвиллу порядка тысячи дукатов, я не могу отделаться от подозрения, что он пытался таким образом ликвидировать задолженность. Как видите, мадемуазель, я не слишком высокого мнения о месье Вендрамине.

Изотта стояла перед ними с совершенно потерянным видом и машинально теребила в руках перчатки. От этой привычки, проявлявшейся у нее в минуты душевного волнения, однажды уже пострадал ее веер. Наконец она спросила:

– А можно… Могу я увидеть его? Это возможно?

Лаллеман посмотрел на Делакоста, тот с большим сомнением выпятил губу.

– Я бы предпочел, чтобы его не… – начал он, но выражение ее лица заставило его смягчиться. – Я не хочу, чтобы его беспокоили, мадемуазель. Но если вы обещаете не задерживаться у него и не разговаривать с ним…

– Конечно, я обещаю, – выпалила она с жаром.

Делакост открыл перед ней дверь, и они вышли.

– Эта женщина, – произнес Вийетар тоном знатока, – не оставляет сомнений, что именно она, а не служебный долг является причиной дружбы Лебеля с семейством Пиццамани. Ее забота о нем наводит на мысль, что он, подобно своему патрону Баррасу, умеет сочетать дело с удовольствиями.

Лаллеман предпочел не развивать эту тему.

– Что будем делать с Вендрамином? – спросил он.

– Целесообразнее было бы считать ваши подозрения безосновательными, – ответил Вийетар со свойственным ему цинизмом, – по крайней мере до тех пор, пока у нас не будет доказательств обратного.

– С нас спросят за это очень сурово, если Лебель умрет.

– Да неужели я не понимаю? – отозвался Вийетар с раздражением. – Но что я могу поделать, если надо услужить Бонапарту? Разумнее было бы стоять на том, что это дело рук инквизиции. Это объяснение снимает с нас ответственность. Не пойму, зачем вы так откровенничали с этой Пиццамано. Я, как мог, старался вас остановить.

Тем временем наверху Делакост провел Изотту в комнату с пышным убранством, слабо освещенную единственной свечой, стоявшей на столике около кровати под балдахином.

Врач закрыл дверь и молча подвел Изотту к постели.