Морской лорд

Столовался он у меня в течении всего рейса. За это время перестал смотреть слишком настороженно. Но и другом не стал. Брайен де Инсула не подчеркивал разницу в нашем социальном положении, он ее всегда подразумевал. Даже, когда слушал меня. Сам Фиц-Каунт говорил очень мало, в основном открывал рот, чтобы задать вопрос. И мне показалось, что чего-то ждал от меня. Наверное, вопрос о содержимом сундука. Я не дал ему повод хмыкнуть злорадно: и этот туда же!

В полдень следующего дня мы проходили мыс со скромным названием Лендс-Энд, которое можно вольно перевести, как «край света» — самую юго-западную точку Англии. Я вышел на палубу с квадрантом и самодельными солнечными часами. С их помощью измерил высоту солнца в полдень, которая равна географической широте. Когда я это делал, все, кто был на палубе, замолчали. На меня смотрели, как на колдуна, который сейчас у всех на глазах украдет солнце. Я зашел в каюту и записал на карте, попавшей сюда со мной из Византии шестого века, широту мыса. На ней параллели были нанесены через шесть градусов, и обозначающая сорок восемь градусов проходила ниже мыса, который по моим измерениям находился на пятидесятой.

Следом за мной в каюту вошел Брайен де Инсула. Я впервые видел его, переполненным любопытством. У него даже губы не были плотно сжаты.

— Что ты сейчас делал? — спросил он.

Я объяснил, что такое высота солнца и географическая широта, показал карту и на ней мыс, мимо которого мы проходили.

— Если окажусь вдали от берега, буду знать, что миновал этот мыс.

Лорд впервые посмотрел на меня почти как на равного.

— В Византии люди образованнее, — произнес он.

Византия, которая в двенадцатом веке переживала «золотую осень», была для латинского суперэтноса, переживавшего акматическую фазу этногенеза, землей обетованной, то есть, занимала место Соединенных Штатов начала двадцать первого века. Глядя на блеск этого «золота», не приходит в голову, что бурная молодость, полная потрясений, но и сил, лучше умудренной и обеспеченной старости.

В Кан мы пришли через трое суток с небольшим. Город располагался на реке Орн. При Вильгельме завоевателе здесь была столица герцогства Нормандия. Стены и башни каменные. На высоком холме большой каменный замок с высоким донжоном. Таких больших, мощных замков в Англии я пока не видел. Здесь всё было продвинутее, чем по ту сторону Ла-Манша. Даже пристань каменная и с каменными кнехтами. Это известняк, который здесь повсюду. Говорят, его возят в Англию, чтобы строить донжоны.

На пристань сразу прибыли около полусотни рыцарей и втрое больше слуг и пехотинцев. Сундук был перегружен в крытый возок, который окружило кольцо охраны. После выгрузки лошадей Брайен де Инсула зашел ко мне в каюту.

— Благодарю за доставку! Я передам графу Глостерскому, что ты оказался надежным человеком (видимо, самый лучший комплимент из его неисчерпаемых запасов) и перевез нас быстрее, чем договаривались, — сказал он и положил на стол два кожаных мешочка, в каждом из которых было по три фунта серебряных пенсов.

Видимо, в случае опоздания получил бы всего один. Столько я и ожидал, но отказываться от второго постеснялся.

— Буду рад снова видеть на борту своей шхуны такого интересного попутчика! — произнес я в ответ, чуть не ляпнув «разговорчивого» вместо «интересного».

Брайена де Инсулу мои слова почему-то очень польстили. Наверное, ему никто и никогда не радовался даже на словах.

33

Мы крейсируем в районе устья Соммы. В этой части пролива Ла-Манш на обоих берегах живут враги или, по крайней мере, не союзники императрицы Мод и графов Глостерского и Честерского. По большому счету мне плевать на интересы этой дамы и этих господ. Я им нужен для решения их проблем, за что мне и платят. Если со мной что-нибудь случится, никто из них палец о палец не ударит, чтобы помочь мне или моей семье. Наоборот, как бы не отобрали данное раньше. Но пока наши интересы совпадают, поэтому не хочу давать повод для недоразумений.

Сейчас мы преследуем одномачтовое парусно-весельное судно. Оно вышло из устья реки Соммы и направилось на северо-восток, в сторону Дувра. И вскоре обнаружило по левому, наветренному борту корабль, который устремился к нему на полным парусах с попутным западным ветром. Они сперва подвернули вправо, чтобы использовать на полную силу свой прямой парус, но вскоре поняли, что убежать не смогут, и повернули на юг, надеясь добраться до берега. Не успеют, потому что на горизонте только вырисовалась серая полоса низкого берега, а мы уже метрах в трехстах. На полубаке стоят лучшие пять лучников, ждут команду. Вот становятся видны гребцы, и я приказываю:

— Выстрел!

Пятеро гребцов получают по стреле в голову и заваливаются назад, по инерции, потому что в этот момент заканчивали гребок. Их весла обвисают, опущенные в воду, разворачивают судно влево и мешают грусти другим. Впрочем, никто больше не гребет. И парус полощется. Судно медленно теряет ход.

— Опустить паруса! — командую я.