Моруроа, любовь моя

Сэнфорд в своем последнем демарше напирал на то, что дни Пуванаа сочтены. Нет никакого сомнения, что именно поэтому правительство в Париже в конце концов согласилось отпустить Пуванаа домой на Таити, чтобы он мог проститься со своей родиной и народом. Первое впечатление, оставшееся у тысяч встречавших полинезийцев, когда Пуванаа рейсовым самолетом 30 ноября прибыл на Таити, подтверждало медицинские бюллетени. С большим трудом Пуванаа спускался по трапу, опираясь на Сэнфорда и Теарики. На пути от аэродрома до Папеэте он лишь изредка с трудом поднимал руку, благодаря за цветы, которыми принарядившиеся полинезийцы забрасывали открытую машину. В мэрии Папеэте он все время, пока продолжался приветственный церемониал с речами, музыкой и песнями, просидел в кресле, почти не двигаясь.

Особенно ясно стало, насколько Пуванаа стар и измучен, когда он под конец сам взял слово. Вместо того чтобы, как бывало, держать длинную пламенную речь, он произнес слабым голосом всего несколько слов. Поблагодарил всевышнего за то, что ему довелось вернуться на родину. Сказал, как это важно, чтобы все сотрудничали во имя общего блага. В заключение объявил, что он неповинен во всех тех преступлениях, которые ему приписали, и потребовал полной реабилитации.

Нехитрое жилище Пуванаа находилось всего в двух кварталах от мэрии. После приветственной церемонии большинству приверженцев проводили его до дома и порадовались вместе с ним, когда Пуванаа вошел в дверь, которая в последний раз перед тем закрылась за ним 11 октября 1958 года, подведя черту под важнейшим периодом его жизни. Ничто не изменилось с той поры. Вся обстановка состояла из нескольких стульев, столов, циновок и подушек; на окнах висели яркие ситцевые занавески. На столе в гостиной лежала семейная Библия на таитянском языке. В углу стояло единственное удобное кресло, и Пуванаа тяжело опустился в него. Он не просто устал, похоже было, что он достиг своего жизненного предела.

31. ПОРА НАДЕЖД

Вскоре после освобождения Пуванаа французское правительство приняло еще одно, почти такое же радостное для полинезийцев, решение. Спасая Францию от угрозы банкротства, оно отменило назначенные на 1969 год ядерные испытания. И несмотря на то что речь шла всего только о временной и вынужденной паузе, хотелось надеяться, что ответственные лица за это время всесторонне продумают проблему и поймут в конечном счете, что для такой страны, как Франция, тягаться в гонке вооружений с великими державами — чистое безумие.

Во всяком случае, теперь из трех первоначальных требований автономистов оставалось одно — скорейшая и коренная реформа устарелой колониальной системы правления. К их великому удивлению и удовлетворению, местные газеты и радио сразу по возвращении Пуванаа принялись восхвалять смелые планы генерала де Голля по децентрализации и демократизации всей французской администрации. Суть так называемой региональной реформы

[46], намеченной президентом, сводилась к тому, чтобы передать значительную часть власти из рук технократов парижских министерств в руки местным выборным органам. Сэнфорд и Теарики проявили тут полное единодушие с генералом де Голлем и при каждом удобном случае официально заявляли, что полинезийские автономисты двадцать лет как раз и добивались такого самоуправления. Еще больше они возликовали, когда генерал де Голль возвестил, что весной (ибо весна — пора надежд) намеревается провести референдум по поводу намеченной реформы. Сколько раз они сами настаивали, чтобы именно этот прекрасный метод был использован для выявления чаяний полинезийского народа!

Правда, Территориальную ассамблею официально проинформировали об этом только 4 февраля 1969 года. Было получено нижеследующее письмо, подписанное секретарем губернатора:

«Господин председатель!

Ввиду намечаемой региональной реформы прошу вас не позднее 14 февраля сообщить мне ответ Ассамблеи на следующий вопрос: какая форма участия местных экономических и социальных групп в общественной жизни, на ваш взгляд, лучше всего могла бы отвечать духу региональной реформы?»

Сам губернатор Сикурани не подписал письма по той причине, что уже несколько недель находился в Париже. Официально было объявлено, что он вызван для консультации, но ходили упорные слухи, что его сменит новый губернатор. Поэтому в том, что к Ассамблее обратился секретарь, не было ничего особенного. Но вот туманные формулировки заставили депутатов основательно поломать голову. Им не стало легче оттого, что секретарь губернатора на другой день прислал брошюру с бездной цитат из выступлений министров на тему о срочности и необходимости реформы. Текст самого законопроекта — вот что им требовалось. Тем не менее они постановили ответить на письмо: ведь это был самый подходящий случай подробнее изложить свой взгляд на то, какая реформа нужна Французской Полинезии. Составить требуемый доклад поручили двум наиболее мозговитым депутатам Ассамблеи, Анри Бувье и Даниэлю Милло.