Московский апокалипсис

Между тем, армия всё это время занималась обменными операциями. Дело в том, что в вопросе жалования Наполеон проявил удивительную для него скаредность. Имея целые повозки золота, он велел обсчитать собственное войско! Было торжественно объявлено, что за заслуги солдаты и офицеры получат двойной оклад. Однако выдали его… русскими ассигнациями, которые менялись из расчёта один бумажный рубль на двадцать копеек серебром. В итоге этой ростовщической операции люди вместо двойного жалования получили половинное. Да и его ещё надо было обратить из пустых бумажек в благородный металл. Рядовым вообще вручили оклад медяками, обнаруженными в огромных количествах в подвалах Монетного двора!

В итоге Москва на несколько дней обратилась в гигантскую меняльную лавку. Солдаты и офицеры бегали по городу и искали русских, готовых выкупить у них бумажки и медь на серебро. Никольская улица — прибежище ростовщиков — представляла ужасное зрелище. Сначала туда явилась чернь. Босяки, спившиеся женщины и беспризорные подростки составили большую толпу и выкупали у французов пятаки целыми мешками. Толкотня и нескончаемые драки заставляли солдат время от времени стрелять в воздух, чтобы хоть как-то сбить накал страстей. Но вскоре в тесную улицу пришли уголовные. Они прогнали чернь и взяли дело спекуляции в свои руки. В это время как раз подъехали на телегах вардалаки во главе с Сашей-Батырем. Тот с удивлением обнаружил, что всем здесь заправляет Лешак! Этот головорез захватил важнейшую позицию перед Владимирскими воротами и сделался единственным посредником между покупателями и продавцами. Возмущённый налётчик повёл своих людей в атаку и взял позицию штурмом. При этом он свёл с Лешаком давно накопившиеся счёты. «Иван» лишился четырёх зубов и половины бороды… Батырь и его люди на сутки упорядочили обменные операции и получили выдающийся доход. Тетей сначала вернул все потери, понесённые для спасения штабс-капитана, а потом просто озолотился. Саша, целый месяц резавший французов, решил наконец на них нажиться. И понизил курс до двух процентов! То есть, захватчики давали ему медяки и ассигнации и получали за них по две копейки серебром с рубля… Тем, кто отказывался или начинал торговаться, Батырь отвечал: «Не хочешь — как хочешь!». К вардалакам выстроилась очередь: у них всё проходило быстро и организованно. Любители более выгодного курса искали других менял и часто находили только зуботычины.

Ахлестышев тоже не остался в стороне. К удивлению каторжника, вечером Батырь вручил ему туго набитый мешок.

— На!

— Что здесь?

— Двести тысяч ассигнациями. Твоя доля.

— Какая ещё моя доля? — возмутился Пётр. — Ты меня уж в вардалаки записал?

— А тебе деньги не нужны? — ответил вопросом на вопрос налётчик.

— Хм… Да вообще-то не помешали бы…

— Чего же тогда кочевряжишься?

— Как-то неловко. Вы заработали, а я тут при чём?

— Дают — бери, а бьют — беги, — насупил брови Саша. — Мы с тобой вместе французов на выход поторапливали. Вместе головы подставляли. Не грех и тебе, значит, награду получить. Считай, это премия от Бонапарта за хорошую партизанскую службу. Что там будет потом, только богу известно, а деньга в жизни завсегда сгодится!

И Ахлестышев принял мешок. Действительно, кто знает, как оно дальше сложится? Вдруг придётся покупать фальшивый паспорт, бегать от полиции, начинать где-то на чужбине новую жизнь? Хоть будет с чем…

Сашину коммерцию прервало появление новой силы: на Никольскую улицу явились крестьяне. Крепкие решительные мужики выступили сплочённым фронтом и вытеснили всех остальных, даже вардалаков. Медь они вывозили телегами, а ассигнации — мешками. Курс снова вырос до двадцати процентов. Ещё мужики сильно интересовались солью, которую прежние московские власти тоже бросили во множестве.

Французы держались два дня, но, в конце концов, не выдержали бедлама. Вход в Китай-город русским был запрещён. Обмен устроили в Белом городе у Воскресенских ворот. Солдаты забаррикадировались в здании присутственных мест. Желающий поменяться подавал им в окно серебряные рубли. Французы их пересчитывали, пробовали на зуб и бросали вниз соответствующее количество мешочков. В мешочках была медная монета, расфасованная по 25 рублей. Чудовищные драки под окнами снова возобновились, но хотя бы уже не затрагивали самих французов. Когда остервенение переходило всякие границы, из окон в толпу следовал выстрел. Всё сразу стихало, мёртвого за ноги оттаскивали к стене, и обменные операции некоторое время совершались без скандалов. Потом они вспыхивали снова — до следующего заряда…