XIX
Как бунтовали
В опровержение ложных слухов, распространяемых представителями местных крайних партий, будто все представители полиции будут в скором времени заточены в пироги и съедены по примеру околоточного надзирателя Силуянова, объявляю во всеобщее сведение, что отныне дан приказ всем чинам наружной полиции города Завихряйска ежедневно мазаться с головы до ног особым составом, делающим их мясо решительно непригодным в пищу. Подписал: губернатор Железнов.
Уличный протест теснейшим образом связан с явлением толпы как таковой – ее образованием, существованием, межличностными связями участников беспорядков. Эффект активизации толпы и начала массовых брожений Жан Габриэль Тард объясняет возросшей к концу XIX века ролью средств массовой информации: чтобы вывести из пассивного состояния 2000 афинских граждан, нужно было привлечь 30 ораторов, для 40 миллионов французов с лихвой хватает и десятка журналистов.
В России над подобными проблемами долго размышлял В. М. Бехтерев. Он, следуя за теориями западных исследователей, указывает на ничтожность отдельной личности в круговороте толпы, потерю здравого смысла и рассудка. «Такого рода сборища, представляющие собою в отличие от общества временные и случайные отношения людей, сами собою превращаются как бы в одну огромную личность, чувствующую и действующую как одно целое», – отмечает ученый. Бехтерев приводит в пример страшную гробовую тишину, возникающую при выступлении талантливого оратора. Он вспоминает Кузьму Минина, переломившего настроение рядовых новгородцев одной-единственной речью. Его знаменитая фраза: «Заложим своих жен и детей и выкупим Отечество!» – стала ярким примером внушения толпы со стороны лидера. От спокойствия до перевозбуждения толпы расстояние невелико: «…здесь достаточно бросить одно недостаточно взвешенное слово, чтобы оно сделалось искрой, приводящей к огромному пожару». Бехтерев считает, что только «взаимовнушение» толпы сделало успешными многие народные выступления, когда нестройные толпы народа, вооруженные общей идеей, смогли повергнуть в бегство хорошо обученные, дисциплинированные войска. Народник Н. К. Михайловский подтверждает господствовавшие в науке того времени представления: «Всякий знает, наконец, хотя бы из своего школьного опыта, что одинокий человек и человек в толпе – это два совсем разных существа. До такой степени разных, что, зная человека, как свои пять пальцев, вы, на основании этого только знания, никаким образом не можете предсказать образ действия того же человека, когда он окажется под влиянием резкого, энергического примера».
В результате урбанизационных процессов растет население Москвы и Санкт-Петербурга, XIX век изменяет состав участников протестных акций, увеличивается межсословная мобильность. Значительно выросло количество образованных граждан, готовых выходить на улицы в защиту своих прав и интересов. Социальная стратификация городского населения пореформенной России выглядела так: в 1870 году почетные граждане составляли 1 % населения, купцы трех гильдий – 7 %, мещане и цеховые – 92 %[295]
. Значительный политический вес в это время приобретает студенчество. Если в начале XIX в. университет принимал около 30 новичков в год, то в послепожарной Москве эта цифра увеличивается до 100 человек ежегодно. Численность студентов Московского университета растет лавинообразно: в 1850 году – 821 чел., в 1880 году – 1881 чел., в 1885 году – 3179 чел., в 1890 году – 3492 чел., в 1894 году – 3761 чел.[296] В совокупной доле городского населения студенты отнюдь не составляли значительной части: в 1902 году в Москве проживало 613 303 мужчины, из них 5690 значились учащимися в университете, что составляет менее процента от общего числа мужчин в городе[297]. Политические взгляды студенчества также отличались разнообразием: по итогам 1905 года исследователь А. Е. Иванов, следуя терминологии, почерпнутой у В. И. Ленина, выделяет в студенческих рядах фаланги социалистов, либералов, «академистов», реакционеров, «равнодушных»[298].