Читаем Мост полностью

И Румаш был отмщен: мальчишки прямо-таки осадили библиотеку. Сразу по нескольку сорванцов с Чувашского конца вваливались в двери и смирно стояли, уставившись на «царевну». Курсистка Таня еще задолго до конца каникул бросила библиотеку и уехала в Оренбург, недоумевая, почему она вызвала к себе такое внимание.

История с «первой любовью» Румаша произошла незадолго до того, как он и сам стал жителем Базарного конца. Парень взрослел и стал понимать, что внешностью он действительно не вышел: лицо конопатое, нос острый. А самое главное, ростом маловат, — все называют его мальчиком. Критически рассмотрев себя в большом еликовском зеркале, Румаш занялся своей одеждой и тратил на нее весь дополнительный «заработок». Черкес Сашка помогал ему своими советами. Ребята с Базарного конца быстро приняли его в свой круг, девчата перестали чураться. По вечерам с ним стала гулять дочка церковного старосты Маня Лукина. Но друзья казались Румашу ненадежными, а любовь — ненастоящей. И вдруг он получил письмо от Тражука. Румаш решил, — как только зазеленеют леса и луга, он отпросится у хозяина и съездит на недельку-другую в красавицу Чулзирму. Весточка друга подстегнула Румаша. Он понял, что его давно тянет в родное село. Хозяин отпустит: в торговле как раз наступало затишье перед ярмаркой, которая начнется в троицын день.

9

…Как-то вечером Тражук порвал в клочки написанное в Кузьминовке письмецо.

— Ладно, — сказал он матери. — Решено. Иду к Мурзабаю.

…Павел Иванович Мурзабай, рано занявшийся хозяйством, окончил только начальную школу. Но после смерти «свихнувшегося» грамотея брата Тимуша Павел не выкинул его книги, а постоянно приумножал их, читал сам и давал читать любителям.

Хозяйство, полученное в наследство от отца и старшего брата, было не ахти какое. Однако вел его Павел умело. Первый в волости приобрел в рассрочку сельскохозяйственные машины. Уважение к Мурзабаю росло. Искупая грехи безбожника брата, Павел водился с попом и дьяконом, не жалел денег на церковь и вскоре стал церковным старостой. Потом стал старшиной. Впервые в волости выбрали старшину-чуваша. Восемь лет Мурзабай ревностно нес службу, но когда началась война, он почему-то уклонился от высокой чести.

Мурзабай вырастил сына, двух дочерей и воспитал племянника. Симуна он, пожалуй, понимал лучше, чем родного сына. Племянник был ближе ему: Симун любил крестьянский труд. Сын — Назар, крутым нравом — в мать, — часто огорчал отца. Окончив гимназию, сын Мурзабая уехал в Самару и поступил там в военное училище. Во время войны Назар получил офицерский чин.

Похожи были между собой дочери Мурзабая — Кулинэ и Уксинэ — удивительно. Пожалуй, у младшей — Уксинэ губы чуть пухлее. Кулинэ, как и Назар, уродилась в мать, была сурова, неулыбчива. Уксинэ — и весела, и общительна. Тражуку чудилось — когда Уксинэ улыбалась, на лбу ее вспыхивала звездочка. И отец девочки — скорее всего — эту звездочку видел. Младшую дочку он баловал, одевал по-городскому. Она и училась в городской гимназии, правда недолго: отец заскучал и привез Уксинэ домой. Так девушка гимназию и не окончила.

…Симун — племянник Мурзабая — был старше Тражука лет на шесть. Разных по возрасту людей сближала любовь к чтению. Симун подтрунивал над Тражуком:

— Эй ты, барчук из землянки.

Тражук не сердился — отшучивался. В устах Кидери почти эти же слова звучали обиднее.

…Работать с Симуном — Тражук знал — одно удовольствие! Иногда Симун брал Тражука с собой в ночное. Неразговорчивый и замкнутый дома, здесь он изливал душу. Места для ночного пастбища выбирал Симун дальние. Стреножив лошадей, они разводили костер, пекли картошку и устраивались поудобнее у тлеющих углей.

Симун, лежа навзничь, устремлял глаза в звездное небо.

— Вот ты учился, Тражук. А мой отец, говорят, учился больше, чем надо в крестьянстве. К чему оно, это ученье, в нашей жизни? Лучше оставаться темным. Вон моего отца до сих пор вспоминают: свихнулся, мол, он от книг. Люди шарахались от него! Зачем мне, например, знать, что среди этих звезд есть и планеты, считать немереные версты до них. Любуйся сиянием ночного неба, и хватит! А зачем мне знать, что при царском дворе прижился какой-то Распутин — озорник и развратник. Меня скоро угонят на войну. И если б не слышал я про безобразия Распутина иль про то, что мой отец не верил ни в бога, ни в черта, и кричал бы я вместе со всеми: «ура» за веру, царя и отечество. А теперь вот думаю, зачем я буду проливать кровь за бездарного царя да за бога, которого, скорее всего, и совсем нету. Любой неграмотный мужик, Чахрун к примеру, счастливее. Наварит самогону, нажрется и орет песни. И наплевать ему, с кем путается его жена Ембельди-Альдюк. Воистину, блажен неведающий — так в церкви учат.

«Может, и слушать слова эти — грех», — сомневался Тражук, но он любил Симуна и даже сочувственно поддакивал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Первые шаги
Первые шаги

После ядерной войны человечество было отброшено в темные века. Не желая возвращаться к былым опасностям, на просторах гиблого мира строит свой мир. Сталкиваясь с множество трудностей на своем пути (желающих вернуть былое могущество и технологии, орды мутантов) люди входят в золотой век. Но все это рушится когда наш мир сливается с другим. В него приходят иномерцы (расы населявшие другой мир). И снова бедствия окутывает человеческий род. Цепи рабства сковывает их. Действия книги происходят в средневековые времена. После великого сражения когда люди с помощью верных союзников (не все пришедшие из вне оказались врагами) сбрасывают рабские кандалы и вновь встают на ноги. Образовывая государства. Обе стороны поделившиеся на два союза уходят с тропы войны зализывая раны. Но мирное время не может продолжаться вечно. Повествования рассказывает о детях попавших в рабство, в момент когда кровопролитные стычки начинают возрождать былое противостояние. Бегство из плена, становление обоями ногами на земле. Взросление. И преследование одной единственной цели. Добиться мира. Опрокинуть врага и заставить исчезнуть страх перед ненавистными разорителями из каждого разума.

Александр Михайлович Буряк , Алексей Игоревич Рокин , Вельвич Максим , Денис Русс , Сергей Александрович Иномеров , Татьяна Кирилловна Назарова

Фантастика / Советская классическая проза / Научная Фантастика / Попаданцы / Постапокалипсис / Славянское фэнтези / Фэнтези
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза