…Дети стали первыми жертвами Холокоста – работать они не могли, нацисты отправляли их в газовые камеры в первую очередь. Всего погибло больше миллиона еврейских детей. И, как ни парадоксально, шанс выжить был больше у членов семей польских евреев, подвергнутых репрессиям в СССР. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Истории о том, как кто-то из членов семьи остался в оккупированной немцами части Польши и погиб, рассказывали буквально все добравшиеся оттуда в Советский Союз и по этой причине выжившие.
Пассажиры «Киндертранспорта»
Выдающийся социолог Теодор Шанин рассказывал, как 14 июня 1941 года в Вильнюсе пришли за его семьей, попавшей в списки высылаемых. Сотрудники НКВД пожалели его 4-летнюю сестренку и предложили отцу оставить девочку с кем-нибудь, ибо там, куда их отправляют, будет трудно, и она погибнет. Тот сходил за дедом, с ним девочка осталась и вместе с ним погибла в гетто.
Из 1,8 млн евреев, живших на территориях, аннексированных СССР, погибли 1,6 млн (86 %). Самая большая группа польских евреев, переживших Холокост, оказалась в Советском Союзе – почти 230 тысяч человек. Но что характерно, при этом их самих никто не считал жертвами Холокоста. К жертвам Холокоста относили тех, кто погиб или прошел и выжил в гетто, в лагерях смерти. А эти – ну как бы отделались легким испугом. Поэтому их истории всегда были не к месту. Рассказы о них – всегда не вовремя. И тогда – как можно было в условиях противостояния с фашизмом разоблачать преступления сталинского режима. И потом тоже – им не нашлось места в коллективной памяти, или почти не нашлось. Эти истории такие, что ли, «перпендикулярные», никуда не вписываются. «За что мне эта злая, нелепая стезя – не то чтобы не знаю, – рассказывать нельзя».
Между тем люди, бежавшие от Гитлера и прошедшие сталинские лагеря и депортации, – тоже жертвы Холокоста, кабы не он, их жизнь была бы совсем иной. Конечно, их испытания несравнимы с теми, что испытали узники гитлеровских гетто. На территории, отошедшей к СССР, аресты и ссылки еврейского населения никак не были связаны с их национальной принадлежностью, так что любые сравнения с ситуацией по ту сторону границы просто неуместны. Но тогда люди переживали происходящее с ними как полнейшую катастрофу, крушение жизни.
Глава 5
«Иван, нам не верят…»
«Через реку мост. Он нейтральный, на одном его конце наш часовой, на другом – немецкий. Перебежчиков, шпионов и диверсантов все больше и больше». Это я процитировал рукопись пограничника Ивана Кривоногова. Того, кто последним вышел из дота на реке Сан и кто после трех с половиной лет плена организовал вместе с летчиком Михаилом Девятаевым знаменитый побег узников концлагеря с острова Узедом. История угона бомбардировщика из-под носа фашистов хорошо известна, о ней написан добрый десяток книг, Сеть буквально заполонена подробностями подвига, пару лет назад на экраны страны вышел блокбастер. И все же, как мне кажется, кое-что все еще остается недосказанным, особенно о том, что случилось с участниками перелета после побега из плена. Во всяком случае, по прочтении общедоступных материалов у меня накопились вопросы, для прояснения которых я начал читать и сопоставлять многочисленные свидетельства. Пришлось даже отправиться в Нижегородский областной архив, куда в год 20-летия Победы Иван Кривоногов передал документы, фото и переписку с Михаилом Девятаевым[14]
. Вынесенные в заголовок главы слова обращены к нему Девятаевым в 1957 году, и речь в них идет о пребывании в плену и побеге оттуда: «Да, Иван, нам не верят…»Им долго не верили, советская власть не желала слушать их рассказы о перенесенном ужасе и избавлении от него. «У нас нет пленных, только предатели» – это приписываемое Сталину высказывание отражало отношение к таким, как они, со стороны советской власти. Но она недопонимала, с кем имеет дело. «Нас могут заставить молчать только снятием головы с плеч» – вот еще цитата из того же письма Михаила Девятаева.
Свидетельства узников концлагеря на острове Узедом схожи с теми, что остались от немногих выживших в лагерях смерти. По словам одного из них – Примо Леви, одна и та же мысль преследовала жертв Холокоста в их ночных одинаковых снах – они возвращаются и рассказывают кому-то из близких о перенесенных страданиях, а собеседник не слушает или поворачивается спиной и уходит. Герой Собибора Александр Печерский, изучению жизни и подвигу которого я посвятил много времени, всю жизнь помнил трое суток по пути в лагерь смерти в товарном вагоне из Минска, где можно было только стоять, вплотную прижавшись друг к другу. Столько же и в таком же вагоне везли из Заксенхаузена на остров Узедом Михаила Девятаева, его товарищи по несчастью также умирали от удушья.
По данным Генштаба Вооруженных сил РФ, в плен попало 4,5 млн человек, две трети из которых не вернулись. Трагедия советских военнопленных по масштабу сравнима с Холокостом.