Мост через реку Сан. Холокост: пропущенная страница

Пограничник Владимир Молотков (слева)

В первые дни войны подобное отношение к красноармейцам со стороны «населения», испытавшего на себе в течение двух лет со дня «освобождения» Западной Украины нововведения советской власти и еще не знакомого со всеми прелестями власти нацистов, вряд ли было редкостью.

«…В плен я был взят в командирской форме – в пограничной фуфайке». Для того, чтобы скрыть от немцев свое звание, Кривоногов, как он признается в своей тетради, «свою одежду отдал – кому гимнастерку, кому брюки, а себе взял то, что похуже». Попадание в плен «в командирской форме» упомянуто им не случайно. Согласно приказу Ставки Верховного Главного Командования Красной Армии № 270 от 16 августа 1941 года, командиров, во время боя срывающих с себя знаки различия и сдающихся в плен врагу, надлежало считать «злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту». Приказ предусматривал арест семей сдавшихся в плен командиров и политработников, семьи же сдавшихся в плен красноармейцев лишались государственного пособия и помощи.

От линии Молотова к линии Мажино

«Вот и граница, река Сан, мост, который несколько дней тому назад был нейтральным. Немцы долго не могли овладеть им». По мосту в Перемышле колонну военнопленных, среди которых был Кривоногов, вели на западную сторону, откуда их в товарном вагоне отправили на другой конец Европы – в Эльзас. В те места, где проходила знаменитая и считавшаяся непреодолимой линия Мажино, казармы которой после взятия Парижа были использованы нацистами для содержания военнопленных. Так что Кривоногов попал в знакомую обстановку – ведь дот, который он защищал, был частью не менее знаменитой линии Молотова, которую стали возводить на новой советской границе в 1940 году, да так и не завершили.

Правда, фамилию в лагере он носил другую – Корж. Поменял на нее свою в первые дни плена: «Какой-то украинский церковный комитет решил покормить военнопленных. Несколько монашек принесли в корзинах нарезанный ломтями хлеб. Нас выстроили и стали отбирать украинцев. Я живо смекнул, в чем дело… “Иван Григорьевич Корж, из Киева”, – назвался я».

Украинцам поначалу жилось в плену немного легче, чем остальным. Нацистские идеологи полагали, что «украинский народ, впитавший в себя польско-литовскую кровь, более “зрел”, чем великороссы». Исходя из этой «научной» теории, с июля по ноябрь 1941 года было освобождено больше 300 тысяч советских военнопленных, в основном украинцев, а также немцев, латышей, литовцев, эстонцев. Но Кривоногов не мог рассчитывать на то, что его, как украинца, отпустят – тех из них, кто был командирами (офицерами), не отпускали. И тем не менее…

Летчик Николай Ващенко, попавший в плен в июле 1942 года, вспоминал, как услышал от регистратора-военнопленного в лагере Хаммельбург: «Украинец? – Я сказал, что не могу считать себя украинцем, так как происхожу из казаков и всю жизнь прожил в центральных областях России… – Ну и осел, так и подохнешь скоро. – Уже после узнал, что немцы создавали для украинцев лучшие условия, назначали на кухню, в лазареты, к крестьянам».

Впрочем, как было сказано, у всех советских военнопленных были весьма малые шансы на выживание. Судя по всему, немцы предпринимали все возможное, чтобы сократить их число, политика голода была намеренной, чтобы решить вопрос простейшим образом: нет человека – нет проблемы. Правда, к этому добавлялось вполне объективное обстоятельство: немецкое командование просто не могло себе представить, что в плен попадет такое количество советских солдат, и не было к этому готово (разумеется, последнее ни в коей мере не может служить оправданием совершенных злодеяний).

Транспорт, с которым Кривоногов-Корж попал в Шталаг 12F, состоял из 1200 военнопленных. Их паек составлял «150 грамм хлеба и 0,75 л шинкованной капусты, разведенной в холодной воде». Спустя полгода из них в живых осталось 400, каждый третий. «Впоследствии, когда дизентерия охватила почти всех, питание улучшилось – начали варить крапиву, морковь или брюкву». К тому же «с утра до вечера резиновые палки и жгуты имели работу…» Кривоногову повезло – его посылали чистить реку от ила, там он и его товарищи по несчастью «ловили и ели лягушек». Другим повезло меньше – тем, кого гоняли работать на шахты (всего в этом шталаге погибли свыше 35 тысяч советских солдат и офицеров). Ныне шахты, ставшие местом их гибели, замурованы, руины лагеря заросли деревьями, а шахтерский город Форбах известен разве что тем, что в нем родилась певица Патрисия Каас.