Часто пишут, что самолет, на котором летели узники концлагеря, был снабжен секретным оборудованием. По одной версии, «Хейнкель-111» использовался как специальный самолет для пуска по Лондону ракет «Фау-1», первых ракет класса «воздух – земля». Действительно, помимо запуска ракет с наземных площадок, немцы также практиковали пуски «Фау-1» с летящих бомбардировщиков, и в качестве их носителя использовался «Хейнкель». Но ничего особо секретного в этом бомбардировщике не было, сам по себе он был устаревшей машиной, к тому же воздушные запуски были менее надежны. Да и сама ракета «Фау-1» к концу войны уже не считалась особенно серьезным оружием. В отличие от куда более грозного «оружия возмездия», не имевшего мировых аналогов. Достаточно сказать, что реактивные снаряды для «катюши» имели дальность полета 11,8 км, тогда как «Фау-2» покрывала расстояние в 25 раз большее – около 300 км.
Согласно второй версии, на угнанном самолете размещалась аппаратура дистанционного пуска и наведения ракет «Фау-2», и именно потому Гитлер якобы назвал пилота личным врагом. Список «личных врагов Гитлера», будто бы названных им самим, весьма велик и как таковой не существует. Зато существует Акт осмотра самолета, сразу обследованного специальной группой офицеров из Смерша. «В самолете, кроме трех бортовых пулеметов, никакого вооружения и посторонних предметов не обнаружено». Единственное, что там оказалось, – часть оборудования для подвески «Фау-1» (ракета закреплялась под крылом бомбардировщика). Что же касается «Фау-2», та не управлялась по радиоканалу, там была автоматическая система наведения.
…О том, что произошло на Узедоме после побега, Девятаев узнал полтора десятилетия спустя из писем солагерников. «Михаил! Ты, возможно, забыл меня? <…> У меня был 11187 номер. А имени, как и у других, не было… – писал Девятаеву один из них, Михаил Лупов, капитан-командир разведроты (в плену с 1942 года). – Говорили, что «начальника аэродрома расстреляли будто по приказу самого Гитлера. <…> Нас всех загнали в лагерь и трое суток не выводили на работу. Таскали в комендатуру на допросы, особенно нашу, четвертую штубу. Многих били, и мне попало».
По словам немецкого историка, втора книги об асах Первой мировой войны Гейнца Новарра, Гитлер и вправду рассердился, узнав о побеге русских военнопленных на немецком бомбардировщике, и приказал Герингу немедленно отправиться в Пенемюнде. «Все летчики были выстроены на аэродроме. Приехал рейхсмаршал в черном лакированном лимузине. Схватив начальника авиабазы за отвороты парадного френча, Геринг тряс его изо всех сил, истерически крича: “Кто разрешил вам брать пленных русских летчиков в команду аэродромного обслуживания?” После этого он орал на летчиков».
«Орал на летчиков» – тут ему не было равных. В августе 1943 года почти 600 британских бомбардировщиков разрушили больше половины всех зданий на острове. В тот раз англичане обманули немцев отвлекающим маневром восьми самолетов, устремившихся к Берлину, и почти вся истребительная авиация фашистов бросилась защищать столицу, оставив ракетный центр без защиты. Геринг тогда так кричал на начальника штаба люфтваффе генерал-полковника Ганса Ешоннека, что тот застрелился, потребовав в оставленной предсмертной записке, чтобы Геринг не присутствовал на его похоронах.
«Из плена в плен – под гром победы»
Кривоногов: «…О нашем перелете из немецкого плена сразу же была написана статья в газете «Сталинский сокол», нас фотографировали всех у самолета… а после этого, видимо, усомнились в возможности совершенного нами…»
Начальник отдела контрразведки Смерш 61-й армии полковник Виктор Мандральский не поверил в рассказы бывших узников. «Допросы задержанных Девятаева и других ведем в направлении изобличения их в принадлежности к разведывательным органам противника», – писал он в цитировавшейся уже мною Справке о приземлении. Допросили каждого, проверяли каждую деталь.
«Подъезжал ли во время прерванного взлета к самолету, на котором вы должны были улететь, немец на мотоцикле? – Это из протокола допроса Федора Адамова. – Если подъезжал, то зачем и что он предпринял к Вам? Ответ: …В тот момент, когда мы второй раз развернулись, от казарм немецких летчиков поехали на велосипедах немецкие летчики. Но к самолету никто не подъезжал».
«Допросы были жестокими и в основном ночью, двое суток не кормили, – рассказывает со слов отца сын Адамова Виктор. – Сидели по два человека, отдельно друг от друга. На третьи сутки допрос был мягче, наверное, выяснили, а утром вся группа собралась вместе, принесли сухарей и кипятку».
Допрос каждого из беглецов проходил по одной схеме – биография, обстоятельства пленения, рассказ о содержании в плену, контакты с немецкими контрразведывательными органами. Кроме того, нужно было назвать имена людей, с кем находился в плену, имена предателей.