Но Моцарт не ограничивается данью парижскому вкусу, он превращает общее место в специально обыгранный композиционный прием.
Начальный мотив звучит неоднократно: в конце связующей партии, дважды — в побочной (в каноническом изложении), в начале разработки, в репризе и, наконец, в коде. Он становится чем-то вроде микрорефрена, прослаивая всю сонатную форму. Основные темы — напевные мотивы в главной, две побочные, тематический материал разработки, обладающий интонационной индивидуальностью, — все воспринимаются как лирические «эпизоды», оттененные мощными громогласными унисонами. Они образуют параллельный сюжет, который обогащает типичную сонатную драматургию. Оценить его в полной мере способен, конечно, только знаток, ну а незнатока просто порадуют яркие оркестровые эффекты.В финале — то же самое. Удивив публику неожиданным контрастом ргапо
и/оПе в начале, Моцарт приберег «изюминку» и для утонченных ценителей — захватывающее дух фугато в разработке. Главное, что восхищает, — даже не виртуозная каноническая техника, а то, как она сочетается с забавными «обманными» ходами у духовых, превращающими простое проведение темы как будто в стретгу, а двухголосную имитацию — как будто в трех-, а то и в четырехголосную (Пример 74). В том, насколько непринужденно эти серьезные, «ученые» жесты вписаны в игровое пространство, ощущается абсолютная художественная свобода зрелого мастера, наделенного при этом безудержной юношеской фантазией и остроумием.
О
сч
тг
ь
Основу категории МШеШще,
столь ярко проявленной и в композиции «Парижской» симфонии, и в моцартовских высказываниях о ней, таким образом, составляет некая разумная мера простоты и сложности. Выбор «или — или» Моцарта не удовлетворял: произведение или для знатоков, или для любителей; стиль — или ученый, или блестящий; написано или слишком сложно, или слишком просто. Для него конструкция «или — или» замещена другой: «и — и». Произведение должно удовлетворять вкусу и знатока, и наивного слушателя, органично сочетая признаки разных «стилей». В моцартовой переписке примеров, иллюстрирующих такую позицию, можно отыскать немало, даже если в них и не идет речь впрямую о МШеШще. В частности, фрагмент из письма времен создания «Идоменея»: «Из-за так называемой общедоступности (Роро1аге) нимало не беспокойтесь, так как музыка в моей опере — для людей всех родов, за исключением “длинных ушей”»а. Иными словами — всех, кроме откровенных невежд и профанов. Или еще одно рассуждение:> Ода возвышенна, прекрасна — все, что пожелаете, только слишком высо
копарна для моих утонченных ушей. Но чего Вы хотите!?— Нечто среднее. Истинной сути вещей не понимают и не ценят. Чтобы сорвать аплодисменты, нужно написать вещь настолько понятную, что ее в состоянии напеть любой кучер, либо настолько непонятную, чтобы она нравилась уже потому, что ее не может постичь ни один разумный человек11
.В этом фрагменте упомянут некий идеальный слушатель, кому Моцарт хотел бы предназначать свои произведения, — разумный человек, все равно — профессионал или любитель.
Конечно, мера простоты и сложности, которая и определяла «среднее», для каждого жанра была своя: для серенады и дивертисмента — одна, для клавирной сонаты — другая, для концерта — третья. Роль играло и то, кому
Письмо от 16 декабря 1780 г. — Впе/еСА
III. 5. 60.Письмо от 28 декабря 1782 г. — Впе/еСА
III. 8. 246.ГД
КОМПОЗИТОР / Для знатоков и любителей, или Мера и чрезмерность
О
СО
н
о
а)
Р
Он
о
со
н
предназначалось произведение, и то, что послужило поводом для его создания. Иногда Моцарт сам ощущал, что «мера» им нарушена, как правило, в пользу большей сложности и композиционной изысканности. Один из таких случаев — Серенада для духовых инструментов КУ375 Ез-йиг (она существует в двух версиях — для секстета и октета духовых). О ней Моцарт писал отцу:
> [На свои именины (31 октября)] в 11 часов ночи я получил Ночную се