Мозаика Парсифаля

– Молчать! А теперь слушай меня внимательно. Я могу проследить жизнь человека по имени Джекоб Хандельман за последние полвека. Я найду старые фотографии и немцев, которые еще живы и помнят его. Затем распространю твое фото, без бороды, разумеется, в некоторых районах Праги. Ты бывал там. Я тебя видел и даже хотел убить. Мальчишка лет девяти-десяти страстно мечтал вонзить нож тебе под лопатку. И даже сейчас в Праге, Рудно или Кладно сыщутся люди, которые все еще мечтают об этом. Ты, выродок, стоишь у последней черты. Поэтому не рассказывай мне о тех, кто вчера у тебя не был, а говори о той, что была. Так где она сейчас?

– Я очень полезный человек…

– Не спорю. Кто может найти более безопасное место лучше, чем человек, столь преуспевший в этом деле для себя. И кто может защитить себя лучше, чем тип, который знает местонахождение множества беглецов. Ты, гадина, организовал для себя отличную крышу. Но со мной она бесполезна. Ты понимаешь меня? Потому что мне на все плевать. На все, кроме нее. Где Дженна Каррас?

– Ни в коей мере не соглашаясь с немыслимыми обвинениями в мой адрес, – пропищал немец, – я тем не менее мог бы предложить вам обмен.

– Ты сохранишь свою жизнь, – бросил Хейвелок. – Мне она не нужна. Для меня вполне достаточно того, что ты знаешь о моем существовании и о том, что я могу прикончить тебя в любой момент. Это я тебе и предлагаю в обмен. Где она?

– Верхний ящик стола. – Хандельман указал дрожащей рукой в направлении беспорядочной кучи бумаг. Он по-прежнему ничего не видел. – Поднимите пенал; под ним – сложенный листок зеленой бумаги.

Майкл подошел к столу, выдвинул ящик и извлек из-под изящной коробки для ручек и карандашей листок тонкой зеленой бумаги. Майкл развернул его. Это оказался фирменный бланк философского факультета Колумбийского университета. Четким разборчивым почерком там была записана информация, ради которой Хейвелок был готов пойти на убийство.

«Бруссак. Просьба о зачислении в аспирантуру.

Имя: Арвидас Кореску. Препоруч. вниманию Когоутека.

ССД-3, Мейзон-Фоллз, Пенсильвания».

– Кореску – имя, которым она пользуется? – резко спросил Хейвелок.

– Временно. Временные документы могут быть изготовлены в течение нескольких часов. Постоянные будут сделаны позже… если будут, конечно.

– Что вы хотите этим сказать?

– За все надо платить. Ничего не делается за просто так.

– Естественно. Крючок заглочен, и катушка спиннинга раскручивается. На конце лески, видимо, впечатляющая добыча.

– Вы догадываетесь, что у меня много влиятельных… друзей в самых разных местах?

– Кто такой Когоутек?

– Славянин. – «Полупроводник» пожал плечами. – По-моему, он фермер.

– Когда она уехала?

– Ее увезли сегодня утром.

– Какую легенду ей предложили?

– Очередная бедная родственница, беженка, откуда-то с Балкан. Вырвалась из лап медведя, как говорится. Когоутек подыщет для нее работу. У него есть друзья в профсоюзе текстильщиков.

– Таким образом она сможет платить ему и вам: в ином случае новых документов не последует.

– Всем нужны документы, – проскулил Хандельман, – чтобы водить автомобиль, пользоваться банком…

– Или избежать внимания иммиграционных властей, – прервал старика Хейвелок. – Но эта угроза остается навсегда, не так ли?

– Мы – страна, где правят законы, сэр.

– Меня от тебя тошнит, – проговорил Хейвелок, подходя к креслу. – Я мог бы прикончить тебя сейчас, не испытывая при этом ничего кроме наслаждения. Ты догадываешься об этом, философ? Но я не стану делать этого. Я хочу, чтобы ты помнил о такой возможности, чтобы мысли об этом не оставляли тебя ни на секунду ни днем, ни ночью. Ты станешь вздрагивать при любом стуке в дверь. Живи, гадина, с этим страхом. Хайль Гитлер!

Он повернулся и направился к двери.

За спиной раздался странный треск. Майкл мгновенно обернулся и увидел старика, устремившегося к нему с длинным ножом, направленным прямо ему в грудь. Хандельман за какую-то долю секунды успел сорвать с лица разбитые очки и выхватить оружие, упрятанное в пухлом кресле. Дух науки, витавший в комнате, неожиданно сменился запахом ничейной полосы на отдаленном участке фронта. Хейвелок отпрыгнул, но острое как бритва лезвие успело пропороть пиджак и порезать тело. На белой рубашке проступила кровавая полоса.

Правая рука Майкла нырнула под пиджак за автоматическим пистолетом, отнятым у итальянца в Чивитавеккия. Одновременно он ударил ногой перед собой, не целясь, стараясь просто угодить в немца. Когда тот замахнулся ножом вторично, Хейвелок отклонился, выхватил пистолет и направил ствол в лицо Хандельману.

Он выстрелил дважды. Старик, обливаясь кровью, повалился на пол. На месте одного глаза зияла кровавая дыра.

«Лама» заставила навеки замолчать еще один автомат Лидице. Но Хейвелок не испытывал радости, о которой говорил раньше. Все происшедшее уже не имело значения.