Мозаика Парсифаля

– Пирс? – с изумлением воскликнул генерал. – Представитель Соединенных Штатов в ООН?

– Да, генерал.

– Ну здесь я бы хотел сказать, что вы встали на неверный путь. Думаю, Эдисон со мной согласится.

– С вами согласился бы и Мэттиас, – кивнул Брэдфорд. – Я думаю, в государственном департаменте не найдется второго такого человека, который, подобно Пирсу, столь долго имел бы прямой доступ к старику. Он и назначил Пирса в нашу миссию в ООН с очевидным намерением сделать его через некоторое время постоянным представителем.

– Позвольте внести некоторые поправки, – вмешался Беркуист. – Это все же я назначил его туда после того, как его дал нам Мэттиас, а потом забрал к себе обратно. В прошлом году он работал пару месяцев в Совете национальной безопасности, но затем великий человек заявил, что Пирс нам нужнее в Нью-Йорке.

– В свое время я требовал от Пентагона, чтобы они закупили этого парня на корню! – воскликнул генерал. – Я хотел оставить его в армии. Таких людей нельзя терять. Ему вся эта неразбериха в Юго-Восточной Азии не нравилась гораздо больше, чем мне, но его послужной список, несмотря на это, так же хорош, как и мой… Просто он оказался дальновиднее.

Посол задумчиво откинулся на спинку кресла и добавил:

– Я знаю Пирса. Мое внимание к нему привлек один карьерный дипломат старой школы. Думаю, что я не меньше других ответствен за его появление в государственном департаменте. Он один из немногих в наши дни, кто в таком возрасте сумел буквально выбиться из грязи в князи. По своему влиянию, естественно, а не по богатству. Но если бы он захотел, то стал бы очень богат. Фермерский парнишка из Айовы – весьма скромное начало. Затем блестящие успехи в школе и университете, везде получал стипендии. Дюжина крупнейших корпораций, не считая «Рэнд» и «Брукингз»[55], буквально охотились за ним. Я пытался убедить его с практической точки зрения. Оставляя в стороне вопрос патриотизма, я сказал, что служба в госдепе повысит его ценность на будущем рынке труда. Он еще молодой человек; добившись успеха на государственном поприще, он сможет сам впоследствии назначать себе цену. Этот молодой человек являет собой типичный пример реализации американской мечты. Как можно даже подумать о том, что он работает на Москву?

– Я действовал без всякой предвзятости, особенно в этом случае, – сказал Брэдфорд. – Артур Пирс – мой друг, а у меня их не так много. Я считаю, что он один из лучших умов в государственном департаменте. Но, несмотря на узы дружбы, я изучил все представленные мне материалы. Материалы были даны только мне, должен заметить. Их не касались ни секретари, ни помощники.

– Что же вы такое получили, что могло посеять подозрения о его принадлежности к советской разведке? Этот человек – просто ходячая добродетель, воплощение всех наших национальных святынь!

– Ошибка в регистрационном журнале нашего представительства в ООН. Сначала обнаружилось, что в конце декабря – начале января – как раз когда была операция на Коста-Брава – Пирс не ответил на четыре запроса Ближневосточного отдела. Затем, естественно, они появились – все четыре справки, достойные учебника дипломатического анализа. Они чрезвычайно глубоки по содержанию и при этом специально увязаны с процедурами, принятыми в Совете Безопасности. Кстати сказать, их использовали для блокирования особо агрессивных советских предложений.

– Ошибки в журнале нашли свое объяснение? – спросил Брукс.

– Обычный сумасшедший дом. Все объяснилось, и даже есть подтверждение этим объяснениям. В огромном потоке бумаг, оказывается, двадцать процентов материалов не доходит до адресата. Ответы Пирса попали в это число.

– Итак, кто же последний в вашем списке? – не сдавался Беркуист, хотя по его глазам было видно, что он уже не верил в эффективность этого поиска, и только безнадежное положение вынуждало его дослушать до конца.

– Человек, который, по моему убеждению, мог быть вражеским агентом. Я был готов обратить на него внимание Службы безопасности Белого дома. Слава богу, что я так не поступил. Он вспыльчивая, очень скандальная личность.

– Кто это?

– Николай Ситмарин. Родился и вырос в Ленинграде. Родители – диссиденты, эмигрировавшие более десяти лет назад. Самый лучший аналитик по советским делам в государственном департаменте, его оценки оправдываются на семьдесят процентов. Он действительно находка, и я подумал, что для Москвы это прекрасный способ запустить «крота» в нашу почву. Восемнадцатилетний сын иммигрантов, диссидентов, уехавших из Союза по семейной визе, которую было крайне сложно получить в то время.

– Ситмарин – еврей? – поинтересовался генерал.

– Нет, хотя мне кажется, что большинство отвечает на этот вопрос положительно. И это, с моей точки зрения, могло служить дополнительным прикрытием для советского агента. Диссидентство в России, вопреки господствующему мнению, не только еврейский феномен. Кроме того, он получил неплохую рекламу в прессе – тридцатилетний вундеркинд, ведущий собственную вендетту. Все выглядело так связно, так логично. Мне казалось, что я не могу ошибиться.