Мрачный Жнец

– А знаешь, – протянула госпожа Флитворт, – я весь вечер думала: как это случится? Как ты это сделаешь? В смысле, люди же всегда умирают от чего-то, не так ли? Я думала, может, от усталости – но я чувствую себя прекрасно. Я повеселилась, как никогда в жизни, и даже не выдохлась ещё. По правде сказать, Билл Дверь, даже второе дыхание открылось. И я…

Она запнулась.

– Я не дышу, не так ли. – Это был не вопрос. Она поднесла руку к лицу и подула на неё.

– НЕ ДЫШИТЕ.

– Всё ясно. При жизни я никогда так не веселилась… ха! Так что… в какой момент?

– ПОМНИТЕ, КАК ВЫ СКАЗАЛИ «НУ ТЫ ДАЁШЬ»?

– Ага?

– ВОТ ТОГДА Я НА САМОМ ДЕЛЕ ВЗЯЛ.

Госпожа Флитворт уже не слушала. Она осматривала себя так, будто увидела впервые.

– Кажется, ты кое-что поменял, Билл Дверь, – сказала она.

– НЕТ. ПЕРЕМЕНЫ ТВОРИТ ТОЛЬКО ЖИЗНЬ.

– В смысле, я выгляжу моложе.

– ЭТО Я И ИМЕЛ В ВИДУ.

Он щёлкнул пальцами. Бинки перестал жевать траву на опушке и подбежал.

– А знаешь, – сказала госпожа Флитворт, – я часто думала… Часто думала, что у всех есть свой, так сказать, подлинный возраст. Видала я детей, которые в десять лет ведут себя так, словно им тридцать пять. Иные даже рождаются сразу средних лет. И мне приятно думать, что всю жизнь мне было… – она оглядела себя, – ну где-то восемнадцать. Всю жизнь, в глубине души.

Смерть ничего не ответил. Лишь подсадил её на коня.

– Знаешь, если поглядеть, что жизнь творит с людьми, ты уже не кажешься таким страшным, – сказала она нервно.

Смерть щёлкнул зубами. Бинки пошёл шагом.

– А ты не встречал Жизнь, случайно?

– ЧЕСТНО СКАЗАТЬ, НЕ ВСТРЕЧАЛ.

– Наверное, она вся такая белая и искристая. Как буря с грозой в штанах, – предположила госпожа Флитворт.

– ВРЯД ЛИ.

Бинки поднялся в рассветное небо.

– И кстати… смерть всем тиранам! – добавила госпожа Флитворт.

– ДА.

– А куда мы едем?

Бинки перешёл на галоп, но мир вокруг не двигался.

– Отличный у тебя конь. – Голос госпожи Флитворт дрогнул.

– ДА.

– Только что это он делает?

– РАЗГОНЯЕТСЯ.

– Но мы же никуда не движемся…

Они исчезли.

Они появились вновь.

Теперь вокруг был снег и зеленоватый лёд на скалистых горах. То не были старые горы, источенные временем и стихией до плавных горнолыжных склонов. Нет, то были молодые, дерзкие горы-подростки. Такие, у которых есть тайные ущелья и безжалостные расселины. Йодль, спетый одиноким козопасом не в том месте, вызвал бы не весёлое эхо, а пятьдесят тонн снега экспресс-доставкой.

Конь приземлился на сугроб, который по всем законам физики должен был под ним провалиться. Смерть спешился и помог спуститься госпоже Флитворт. Они пошли по снегу к обледенелой дороге, огибавшей склон горы.

– Зачем мы здесь? – спросила душа госпожи Флитворт.

– Я СТАРАЮСЬ НЕ ФИЛОСОФСТВОВАТЬ НА ТАКИЕ ВСЕЛЕНСКИЕ ТЕМЫ.

– В смысле, здесь, на этой горе. На этой территории, – терпеливо поправилась госпожа Флитворт.

– А ЭТО НЕ ТЕРРИТОРИЯ.

– Что же это тогда?

– ИСТОРИЯ.

Они завернули за поворот. Там стоял пони с сумой на спине и жевал ветви куста. Тропа кончалась у вала из подозрительно чистого снега.

Смерть извлёк песочные часы из бездны своей мантии.

– ПОРА, – сказал он и ступил на снег.

Она глядела на него, не решаясь следовать за ним. Уж очень трудно отказываться от привычки иметь твёрдое тело.

А затем поняла, что ей и не нужно идти.

Кое-кто сам вышел навстречу.

Смерть поправил уздечку Бинки и сел в седло. На миг он задержался, изучая две фигурки возле лавины.

Они были уже почти неразличимы, их голоса – не более чем дрожью в воздухе.

– И он только сказал: «ОТНЫНЕ ВАС НИЧТО НЕ РАЗЛУЧИТ НА ВАШЕМ ПУТИ». А я ему: «Каком пути?» А он говорит, мол, не знаю. Что случилось-то?

– Руфус, дорогой, тебе трудно будет в это поверить…

– Так кто был этот парень в маске?

Они оба оглянулись.

Там никого не было.

В той деревеньке в Овцепиках, где умеют плясать правильный моррис, его танцуют всего раз, на рассвете, в первый день весны. Потом, когда наступает лето, его больше не танцуют. Потому что какой смысл? Какой от него тогда толк?

Но в один из дней, когда ночи становятся всё длинней, танцоры пораньше заканчивают работу и достают с антресолей и из сундуков другие костюмы, чёрные, и другие колокольчики. И по одному стекаются в долину под сенью нагих ветвей. Они не разговаривают. Не играет музыка. Трудно представить, что сейчас будет.

Колокольчики не звенят. Они сделаны из магического металла – октирона. Но это не немые колокольчики. Тишина – лишь отсутствие звука. Они же издают противозвук, нечто вроде густо насыщенной тишины.

И тогда, холодным вечером, когда свет иссякает в небесах, среди замёрзших листьев, на сыром ветру, они пляшут другой моррис. Во имя мирового равновесия.

Говорят, обязательно надо плясать оба танца. Иначе лучше уж совсем не плясать.

Ветром Сдумс шагал через Латунный мост. Настало то время суток, когда ночные жители Анк-Морпорка ложились спать, а дневные только просыпались. В кои-то веки кругом почти не было ни тех, ни других.