Я останавливаюсь, ожидая награды. Он кусает меня. Я кричу, а затем стону, когда его рука охлаждает ожог. На этот раз его палец скользит вниз, мягко касаясь налившегося бутона.
Я снова тянусь к нему, прижимаясь к его руке. Я хочу гораздо больше. Я хочу все.
Но Джекс отступает, небрежно постукивая концом веревки по ладони.
Я наконец-то распутываю первый узел. Мои руки опускаются примерно на сантиметр, и мне становится намного легче добраться до второго узла.
— М-м-м, — говорит Джекс. — Красиво сделано. — Он откладывает веревку. Еще шире раздвигает мои колени и скользит руками по моим бедрам. Его большие пальцы надавливают, раскрывая меня так широко, что я чувствую прохладный прилив воздуха вокруг открытых складочек.
Я хочу большего, поэтому стараюсь работать быстрее и не останавливаться. Я просовываю палец во второй узел, и у меня все получается. Осталось два.
Джекс не освобождает меня, продолжает работать, один палец обходит чувствительную точку, а другой скользит вдоль влажных складочек, которые с жадностью приветствуют его.
Теперь, когда почти вся работа проделана, последние два узла кажутся легкими. Я распускаю их, и мои руки освобождаются.
— Побег от узлов — это игра ума, — говорит Джекс. — Работай с узлами, а не против них.
Но я почти не слышу его. Его пальцы творят магию. Я держу Джекса за плечи. Я никогда так не прикасалась к мужчине. Я хочу. Я хочу исследовать его всего.
Джекс наклоняется ко мне, опираясь на одной руке. Его палец скользнул глубже в меня. Я прогибаюсь навстречу ему.
Меня пронизывают искры. Мои ощущения усиливаются — запах сена, мягкий платок, дыхание Джекса у моего уха. Он придвигается, и его губы касаются моей груди.
Жужжание начинает нарастать. Я никогда не чувствовала ничего настолько сильного. Я хочу почувствовать наполненность, и это желание сводит меня с ума.
Джекс ускоряется, проникает пальцем все глубже, но внезапно что-то заставляет его остановиться и посмотреть на меня. Я не знаю, что случилось, почему он остановился. Моя грудь вздымается.
Он следит за мной, озабоченно подняв бровь, а затем, кажется, наваждение проходит. Его пальцы возвращаются, я закрываю глаза, и трения начинают доводить меня до пика.
Я откидываюсь на сено и оргазм накрывает меня, отзываясь в таких частях моего тела, о существовании которых я не подозревала.
Удовольствие накрывает меня, как ударная волна. И я не могу сдержать слез и шептать имя Джекса. Это слишком сильно, слишком ошеломляюще, прекрасно и дико.
Мои складочки сжимаются вокруг его пальцев. Я не могу дышать, не могу говорить, не могу думать, когда начинаю приходить в себя. Это то, о чем говорят люди. Вот почему люди делают сумасшедшие вещи. Это.
Я хочу больше. Намного больше. Я хочу чувствовать это снова и снова. Я держусь за Джекса.
— Что ты сделал?
Он выглядит озадаченным.
— Это для тебя ново, да?
Я не хочу отвечать. Я не хочу, чтобы он знал, насколько я неопытна.
— Я почувствовал сопротивление.
Это не самые сексуальные слова, которые я ожидала услышать. Это как допрос. Я отпускаю его.
— Ты сделала операцию по реструктуризации? — говорит он. — Ты была в программе один раз?
Я испытываю разочарование, хотя мое тело все еще испытывает дрожь. Я не знаю, о чем он говорит. Что такое реструктуризация? Какая программа?
Но спустя пару секунд я понимаю. Восстановление девственной плевы. Поддельная девственность. По-видимому, оперативники делают это.
— Я даже не знала, что это делают, пока ты об этом не рассказывал. — Я не знаю, почему он остановился. Разве он не хочет продолжить? Я погружаюсь в сено. Все закончилось. Я хочу плакать.
И тут я понимаю. Он не хочет быть с девственницей. Или уничтожать дорогостоящую операцию.
Он убирает руку. Я хватаюсь за него, не давая ему уйти.
— Все в порядке, — говорю быстро. — Я не против этого. С тобой.
Его адамово яблоко дергается. Он выглядит искренне озабоченным, словно что-то понял.
— Ты никогда не проходила обучение, — говорит он.
— А они лишают девственности во время обучения? — спрашиваю немного приподнимаясь. Наверняка нет!
— Зависит… — говорит он.
— От чего?
— Большинство девушек приходят после колледжа. И уже...
Теперь я чувствую себя обнаженной, слишком уязвимой для этого разговора. Я отпускаю его и скрещиваю руки на груди.
— Ну, это не мой вариант.
— Я это уже понимаю.
— Это проблема?
Снаружи слышится шорох, и Джекс вскакивает. Прежде чем я понимаю, что он делает, он хватает топор со стены и садится рядом с дверью.
Она открывается.
А я голая и валяюсь в сене.
Хватаю платок и накидываю на себя. Рубашка Джекса рядом с моими ногами, поэтому ее я тоже подбираю.
Дверь открывается только на сантиметр, и кто-то дружески говорит:
— У тебя там женщина, не так ли?
Джекс заметно расслабляется, хотя не убирает топор.
— Кто с тобой? — спрашивает он.
— Только Колетт.
Дверь открывается шире и в проеме появляется темнокожий мужчина в синей футболке и джинсах.
— Как, черт возьми, ты меня нашел? — спрашивает Джекс, опуская топор.
— Мы направились к бункеру, как только ты зашел в него, — отвечает Сэм. — Час назад ты вырубил питание, и я понял, что ты влип.