Мудрая змея Матильды Кшесинской

– Вы? – раздался неприветливый голос, и Жак-русофоб с прежним своим угрюмым видом возник в поле зрения Алены.

– Так вы стеклодув? – воскликнула Алена, которая была настолько изумлена, что решила не обращать внимания на эту явную неприязнь. – Надо же! Как романтично!

– Что здесь романтичного? – повел могучими плечами Жак. – Тяжелая работа.

Теперь Алена сообразила, кого он напомнил ей при первой встрече – Вулкана или Гефеста, смотря какой вариант имени бога огня, римский или греческий, предпочесть. Мощные плечи, обветренное, а может быть, и несколько обугленное лицо, родимое пятно вроде ожога, яркие карие глаза… Конечно, она не стала говорить о своем впечатлении Жаку. Кто его знает, вдруг у него с античными богами такие же неприязненные отношения, как с русскими партизанами и туристками.

– Тяжелая, – согласилась Алена, убирая покупку в рюкзак и набрасывая пиджак на плечи: откуда-то внезапно налетел прохладный ветерок, на солнце наплыли облака. – Зато какие красивые вещи получаются! А где ваша мастерская?

– Теперь здесь, в Нуайере, – ответил Жак, покашливая.

– Простудились? – сочувственно спросила Алена, и Жак покачал головой:

– Нет, это профессиональное. Мельчайшие чешуйки стекла отлетают с поверхности остывающего изделия и реют в воздухе мастерской. Стеклодув их вдыхает и с годами получает астму или даже рак легких. Жестокая плата за красоту стеклянных шедевров! Да не смотрите на меня как на усопшего! – сердито прикрикнул он. – Я всего лишь немного охрип.

– Вы сказали, мастерская теперь в Нуайере, а раньше вы где жили? – полюбопытствовала Алена, стараясь не сбиться на сочувственный тон и не рассердить неожиданно подобревшего Жака.

– В Паси-сюр-Аржансон, там была мастерская покойного отца. Недавно перебрался сюда. Туристов больше, покупателей больше, заказов больше.

– Всю жизнь мечтала побывать в мастерской стеклодува, – пробормотала Алена как бы в сторону, но настолько задушевно, что Жак невольно улыбнулся:

– Да приходите, если интересно. Я практически целыми днями там, если заказы не развожу. Но уж вечерами точно в мастерской. Приезжайте когда хотите.

– Приеду! – Алена даже растерялась от такой неожиданной щедрости и от того, насколько чудесная улыбка у этого неприятного типа с родимым пятном.

Впрочем, возможно, Жак видит в ней потенциальную покупательницу? Может, даже оптовика? Напрасны надежды, но воспользоваться его мгновенным расположением стоит. Вдруг да удастся узнать, что же это за брошь такая и где она теперь. Впрочем, если она была прикреплена к платью Одиль (если это был портрет именно Одиль!) то, очевидно, перешла по наследству ее сестре Одетт. А может, это портрет Одетт, и брошка принадлежала ей. А Жак – внук Одетт. Понятно, что он не раз видел брошь у своей бабули. Надо же, какое сильное впечатление она на него произвела! Почему, интересно знать? Может быть, удастся узнать, если она совершит экскурсию к нему?

– А как найти вашу мастерскую?

– Знаете водяную мельницу на въезде в Нуайер? – спросил Жак.

– Кто же ее не знает, – удивилась Алена. – Все мимо проезжают.

– Так вот сразу за ней, не доезжая городских ворот, сверните вправо – и увидите старый склад. За ним мой дом – двухэтажный, узкий, как зажигалка. Внизу мастерская, а наверху я живу.

– Там можно будет увидеть еще какие-нибудь ваши работы? – спросила Алена.

– Увидите, – совсем уж миролюбиво кивнул Жак, – конечно!

– Спасибо большое, – радостно сказала Алена. – Сейчас вы заняты, я понимаю, но завтра или послезавтра точно у вас побываю. А теперь пойду, пожалуй. До сви…

Она осеклась, испуганная выражением лица Жака, которое из приветливого вдруг стало яростным, иначе не скажешь.

– А этот что здесь делает? – прорычал он, глядя мимо Алены с таким видом, будто встретил самого заклятого врага.

Алена обернулась и увидела Эппл, которая стояла в узком-преузком проулке, можно сказать, в щели между двумя домами и пристально смотрела на Алену. Поверх ее плеча нависала физиономия какого-то смуглого и темноволосого молодого человека, который, впрочем, немедленно нахлобучил черный мотоциклетный шлем, повернулся и канул в проулок.

– Что он здесь делает? – повторил Жак так же свирепо, и до Алены дошло, что вопрос был адресован Эппл.

– Не знаю, – передернула плечами рыжая румынка, стрельнув недобрым глазом на Алену. – Этот мсье спрашивал у меня, как пройти к церкви.

Алена и бровью не повела, хотя могла бы поклясться, что Эппл и ее собеседник говорили о ней, об Алене Дмитриевой, и Эппл даже украдкой показывала на нее.

Может быть, конечно, у русской писательницы преувеличенное мнение о важности собственной персоны. Может быть, у нее мания преследования, которая называется паранойей.

Как говорится, если у вас паранойя, это не значит, что за вами не следят.

Хорошо, если так и если этот темноволосый не узнал Алену. Но уж она его точно узнала!

Алене безумно захотелось вытащить телефон и набрать один парижский номер, но ей так же безумно хотелось понять, отчего это Жак вдруг рассвирепел при виде бабулиной служанки, которая разговаривала с мужчиной.