Мудрость леса. В поисках материнского древа и таинственной связи всего живого

Дон выпрямился и выдал: «Это будет весело. У каждой из вас появится еще одна спальня!» Ханна оживилась и спросила можно ли ей поставить двуспальную кровать. Нава посмотрела на Ханну и пару раз подпрыгнула на диване.

С помощью мамы и доли везения – недавно на продажу выставили небольшой столетний дом неподалеку от Дона – мы с девочками вскоре смогли переехать. Комнату Навы мы покрасили в голубой, поскольку такой оттенок имеют яйца малиновки, Ханны – в кремово-желтый, а крошечный балкончик у спальни Навы наверху – в цвет лайма. Мы сидели там по вечерам и смотрели на гору за озером. Я прижимала дочек и вдыхала их детский запах, а иногда мы засыпали снаружи, где горный воздух уносил день. Мне хотелось уберечь их от разрыва, но я понимала, что в долгосрочной перспективе им лучше иметь здоровую мать и счастливого отца. К середине лета, когда температура взлетела, и засуха сделала леса уязвимыми, по всей провинции заполыхали пожары, и в долине повис дым.

Глава 13

Взятие образца

– Успеем добраться до вершины и вернуться до темноты, – сказала Мэри, поднимаясь по шлаковой тропе на утесы Там Макартур в Орегоне.

Послеполуденное солнце стояло высоко. Я все еще привыкала к «времени Мэри», что означало неторопливое начало дня после кофе со сливками и изучения карт. Я привыкла спешить: грузить в машину детей, еду и рюкзаки даже для коротких маршрутов. Но сегодня мы не торопились, собирая для ланча помидоры и огурцы с ее огорода. Она знала все повороты тропы, сколько времени нужно, чтобы добраться до ее любимой панорамы, и сколько времени мы можем потратить на ее кабачки и бобы.

– Мы – ТВ. – Мэри улыбнулась, когда мы в два часа дня добрались до начала маршрута.

ТВ означало «точно вовремя» – неотъемлемая часть наших приключений. Она шла, чувствуя себя здесь своей, уместной, как старые сосны среди пепла: потрепанные шнурки, изодранная поясная сумка, завязанная под подбородком соломенная шляпка. Ее не волновали молодые туристы, которые уже спустились и сбросили ультрасовременные рюкзаки. Край базальтового плато был в трехстах метрах над нами, над побитыми непогодой деревьями парил белоголовый орлан. Как приятно – идеально – провести вечер на этой тропе. Я легко толкнула ее в плечо и заметила:

– Мы доберемся до уступа к закату.

Мэри была нашей соседкой, когда мы с Доном писали диссертации в Корваллисе. Я останавливалась у нее на несколько дней в конце августа, перед выступлением на конференции с докладом о микоризных связях. Мы разговаривали по вечерам о туристических маршрутах – пеших и на каноэ, о прочитанных книгах и просмотренных фильмах, о том, что Нава уже в восьмом классе, а Ханна в десятом, и что Мэри не видела девочек с детского сада, и мы ходили к соснам белокорым в Каскадных горах Орегона. «Может быть, ты покажешь мне Материнское дерево», – произнесла она, выслушав рассказ о моем открытии. Мэри была опытным туристом, выросшим в калифорнийской Сьерра-Неваде; после постдокторантуры в Австралии она поселилась в Корваллисе, занявшись научно-исследовательскими работами в области физической химии. Я сказала, что она могла бы помочь мне выяснить, какие химические вещества перемещаются по этой сети. Все эти годы она жила одна, сосредоточившись на разработке чернил для струйных принтеров и восстанавливаясь после автомобильной аварии, в которой погибла ее подруга, и получил травмы друг, серьезно пострадала и она.

– Что это за шарики? – спросила Мэри, указывая на капли желтой смолы на коре мертвых сосен, выстроившихся вдоль тропы.

– Смола из ходов горного соснового лубоеда, – ответила я, переводя дыхание в разреженном воздухе на высоте двух тысяч метров.

Я едва успевала за подругой, хотя ее правая нога, скрепленная пластинами, была на пару сантиметров короче левой. Отщипнула кусочек смолы, твердой, как старая жевательная резинка, и сунула ей в руку.

– Поэтому сосна и умерла? – уточнила Мэри.

Пряди светлых волос выбивались из ее хвоста, солнцезащитные очки она закрепляла шнурком. Я объяснила, что сосна пыталась избавиться от жука, когда он зарывался в ее кору, однако причиной смерти стал гриб синевы, проникший в древесину на лапках жука. Патоген распространился по ксилеме, закупорив клетки и перекрыв доступ воды из почвы.

– Дерево умерло от жажды, – резюмировала я.

– Боже, гибель дерева не такое уж понятное дело, – сказала она, предложив мне бутылку с водой, а затем глотнула сама. – Я бы никогда не догадалась.

Мы осмотрели все мертвые деревья в окрестности, на одних иголки покраснели, другие еще оставались зелеными. Среди серых стеблей сохраняли цвет ярко-фиолетовые люпины; кустики черники метловидной сияли, радуясь доступному солнечному свету и воде, их ягоды цвета фуксии были сладкими, как малиновое варенье.

– Лубоеды убивают старые сосны, затем пожар плавит смолу в шишках, и семена освобождаются. Вот почему после пожара молодые сосенки растут так густо.