Мудрость леса. В поисках материнского древа и таинственной связи всего живого

Среди вейника пышно разрослись кустики гекльберри. Я проверила кончики корней и у них, но они тоже оказались голыми. Их микоризные помощники относились к эрикоидной микоризе: эти грибы образуют внутри клеток растения витки, напомнившие о локонах, которые завивала мне в детстве мама. Чуть дальше призрачное восково-белое растение с полупрозрачными листьями и капюшончиком сверху напоминало сверкающий меч. После нескольких минут работы со справочником мы определили, что это подъельник одноцветковый, который паразитирует на зеленых растениях, поскольку не имеет хлорофилла. И у него своя разновидность микоризы – монотропоидная микориза. Мы издали нечто среднее между смехом и стоном – появился еще один тип. Сколько же их? Монотропоидные микоризы похожи на эктомикоризы, поскольку образуют грибной колпачок на внешней стороне кончиков корней. Но также они разрастаются внутри клеток растения, подобно арбускулярным и эрикоидным разновидностям, являясь, так сказать, промежуточным типом. Микоризы подъельника также растут на корнях деревьев и забирают у них углерод.

Джин начала поддразнивать:

– Разве французы питаются в основном не грибами? И даже галлюциногенными? У тебя галлюцинации.

Она отпустила замечание о потяжелевшей бутылке вина, но при этом улыбалась так же широко, как и я.

Когда позади осталась тысяча метров подъема и десять километров пути, мы добрались до первого обвала. Ива Скулера и ольха ситкинская каскадом спускались по осыпи, образуя удобное место обитания для медведей. Вздымающийся гребень горы хорошо освещался солнцем. У основания осыпи стояла горняцкая хижина, в которой жили стайки мышей, крыс и белок. Единственная комната была сколочена из сосновых стволов, небольшой участок рядом расчистили под огород – вероятно, чтобы выращивать картошку и морковь. А может быть, хоронить мертвых. Жутко до мурашек по спине, но мы умирали с голоду.

– Раз-два, сэндвичи с сыром, – сказала Джин, раздавая бутерброды.

Мы отточили искусство приготовления добротного сэндвича из сыра и ржаного хлеба за считанные секунды. Как раз в тот момент, когда я подумала, что место тут слишком жуткое и кажется, будто подъельники подкрадываются к нам от опушки леса, Джин заявила:

– Наверное, здесь умер кто-то из тех старых золотодобытчиков.

Она обладала талантом произносить подобное именно в тот момент, когда я пыталась проглотить кусок.

Мы снова отправились в путь, петляя по тропе. На одном из поворотов нас обдало водяной пылью от водопада; косматые мхи облепляли скалы. Тощие молодые деревца сосны скрученной росли все реже, их постепенно сменяли более старые пихты субальпийские и ели Энгельмана. Во второй половине дня последний поворот в горной долине вывел нас на ровное место, где с обрыва низвергался ручей. На вершине водопада мы раскинули руки, ощущая прохладный воздух, обдувающий нас и скальную стену внизу. Джин достала бинокль и сказала:

– Смотри.

До гор было всего несколько часов.

Я окинула взглядом ландшафт. Сияющие луга устремлялись к заснеженным скалам, вздымающимся над нами на несколько тысяч метров. Пальцы пихт субальпийских с кронами, зауженными под воздействием ветров и снега, постепенно становились все реже и к горам совсем исчезали. Ближе к ручью пихты субальпийские и ели Энгельмана стояли купами, а в прогалинах, созданных сокрушительными снегопадами, ударами молний и порывами ветра, росли молодые сеянцы.

– Вот где я хочу провести свой день рождения, – заявила я, указывая на хребты.

Мы двигались по ненадежной тропе вдоль ревущего ручья, заросшего зеленой ольхой и гибкой ивой. Казалось, этим путем давно не пользовались. Мы старались идти быстро, но у тропы были другие планы. Грязь налипала на ботинки и засасывала. Каждые десять метров путь преграждали бревна, нам приходилось переползать через них или пробираться снизу, стебли заманихи царапали руки. На повороте Джин остановилась у медвежьих экскрементов – лепешек размером с блюдо для индейки.

– Гризли, – сказала она. – У черных не такие большие.

Лепешка блестела от ягод и травы. Мы продолжили продираться сквозь деревья, пока не наткнулись на очередную лепешку. Еще больше и свежее.

Джин прикоснулась к ней.

– Холодная, но мягкая, – пробормотала она. – Примерно дневной давности.

– Начинаю нервничать, – буркнула я.

Ручей шумел, к тому же медведи не заметили бы нас, если бы мы вынырнули из-за поворота посреди таких кустов. Как-то летом Джин уже спасла меня, когда прилив застал нас у водопада Цусиат на тропе Западного побережья на острове Ванкувер, и нас могло унести в океан. У меня не хватало сил вскарабкаться на десятиметровый обрыв, поэтому она ухватила меня и дотащила до самой вершины вместе с рюкзаком – вместе, наверное, килограммов семьдесят.

– Давай пройдем еще чуть-чуть. Очень хочу провести день рождения в горах, – объяснила я, но после следующего изгиба тропы у меня перехватило дыхание: следы в грязи длиной с локоть и глубиной по щиколотку, а углубления от когтей длиной в палец.

– Это точно гризли! – воскликнула Джин. – Отметины огромные. Посмотри на деревья!