Мудрость леса. В поисках материнского древа и таинственной связи всего живого

Мне нужны данные, если я собираюсь выйти в мир с тем, что выяснила. Я защелкнула пряжку шлема, понимая, что он прав.

– Но я же паршивый оратор. – Я ужасно боялась публичных выступлений. – Меня постоянно преследует кошмар, в котором мои слайды рассыпаются, и я вынуждена рассказывать по памяти.

Во время единственного выступления с подобным докладом я застыла и едва не потеряла сознание от смущения.

– Именно поэтому я навсегда останусь техническим специалистом, – заметил он. – Но ты не можешь прятаться, если хочешь перемен.

Мы поехали домой. Над улицами нависали крупные блестяще-золотые листья кленов, красные дубы пылали в холодном, прозрачном осеннем воздухе. Мы свернули на пустую улицу, и я прибавила ходу, чтобы держаться с Доном бок о бок. Мы миновали деревянные дома, на открытых террасах которых читали или разговаривали толпы студентов, и белые многоэтажные студенческие братства с дорогими машинами и толпами парней, играющих в волейбол и пьющих пиво. В Университете Британской Колумбии, где я получала степень бакалавра, подобных братств и сестринств не было, поэтому этот аспект американской культуры завораживал меня. Я не могла не глазеть.

Мы объехали мертвого опоссума, и я задалась вопросом, как рывшийся в компосте зверек относился к смеявшимся над ним людям, которые игнорировали его важную роль в поедании клещей, слизней и улиток. Мы остановились на перекрестке, и я спросила, что могли бы сделать компании, если бы наука не давала им зарабатывать деньги. Дон пожал плечами:

– Потребуют политических решений, которые защитят их доходы. Твоя история должна быть убедительной.

Он снова прибавил скорость, а я размышляла, как мне добраться до людей, которые способны помочь добиться перемен. Я научилась справляться с конфликтами, убегая от них. Я не умела отстаивать свою точку зрения, не говоря уже о выступлениях.

– Осторожно, Сьюзи! – прокричал Дон, и я резко затормозила.

Машина проехала прямо перед нами, едва не задев.

К моменту окончания магистратуры у меня появилась определенная практика выступлений на местных конференциях по лесному хозяйству. Я неспешно работала над ораторскими навыками, начав с хорошо подготовленных слайдов, простого представления данных и тренировки дикции. Затем мне следовало избавиться от некоторых привычек и раскрепоститься, чтобы не казаться скучной. Я делала много ошибок. Однажды заявила: «Этот саженец выглядит как дерьмо». После чего некоторые мужчины заметили, что «молодые женщины не должны ругаться». Зато я заслужила комплимент от одного выдающегося исследователя: «У вас есть дар выступления на публике». Это не так, но поддержку я оценила. Мне предстояло пройти долгий путь. Мне было что сказать людям, но пока я не знала, как облечь свое послание в увлекательную форму.

Мы с Доном переехали в Канаду и поженились той же осенью под переливающимися тополями около Камлупса. Мне двадцать девять, ему тридцать два. Я не спешила выходить замуж, но иначе Дон не мог долго оставаться в Канаде. Я была влюблена, и не было причин отказываться от свадьбы.

Джин стала подружкой невесты, а Робин – замужней подружкой невесты. Мы надели простые юбки и блузки в одном стиле. Моя, выбранная мамой, была кремово-белого цвета коры тополя, у Робин – цвета листьев камыша на берегу озера, а по блузке Джин рассыпались маленькие голубые цветочки. Мама и бабушка Уинни выбрали фиолетовое. Мама сделала сэндвичи с огурцами и испекла свадебный торт – фруктовый, пропитанный хересом и украшенный сверху марципаном. Бабушка заплела мои волосы во французскую косу и приколола цветы гипсофилы. Она была спокойна, как и всегда. Закончив прическу, она поправила мне юбку и сказала, что я прекрасно выгляжу. Я знала: она гордится тем, что я такая же упрямая, как она, но не перегибаю палку. Пять лет назад она чуть не умерла от волчанки, но поправилась и вырастила огромный сад; однако с возрастом все чаще пускала слезу. Сейчас ей удавалось сдерживаться, наблюдая за тем, как я стою рядом с Доном.

Робин появилась с Биллом, своим мужем, который делал непрофессиональные живые фотографии; Джин тоже была новобрачной. Папа приехал с Марлен, и они шутили с мамой, что Робин, Джин и я вышли замуж в течение трех лет, и Келли, несомненно, последует за нами. «Боже мой, со всеми этими свадьбами!» – вставила Марлен, снимая напряжение между мамой и папой. Из Сент-Луиса, несмотря на плохую погоду, приехали родители Дона.

Келли взял выходной; на нем были бледно-голубые брюки и темно-синий свитер, связанный бабушкой Уинни, а ковбойские сапоги он сменил на туфли. В это время хватало работы: нужно было сгонять скот и выкапывать на зиму поливальные трубы; я была рада, что он смог приехать. Тиффани ни за что бы не пропустила такое событие, но у нее заболела бабушка. Келли подошел ко мне с улыбкой, как на озере Мейбл. У него все было хорошо: девушка, кузнечный бизнес и работа на пастбище.

– Поздравляю, Сьюзи, – шепнул он мне на ухо.