Муки науки. Ученый и власть, ученый и деньги, ученый и мораль

На это мой коллега возражает: «если все отмеченное мною не есть научная работа, которой в общем и должен заниматься исследователь вне зависимости от степени своей „светильности“, то что же остается на долю корифея и гиганта мысли? Генерация идей в самом общем виде, выдвижение смелых и теоретически масштабных гипотез, проверка которых перекладывается на плечи исполнительных помощников?»

Мой коллега заподозрил меня в том, что я так и работаю: «Эта заметка Л.С. Клейна вообще открыла мне глаза. Я раньше думал, что использованием „негров“ в основном балуются Фоменко и Ко, однако ж вот получается, что и вполне уважаемые исследователи имеют своих „полунегров“. Чем видимо и объясняется их, с одной стороны, плодовитость, а с другой – мягко говоря, неоднозначность результатов».

Другой участник интернет-дискуссии, sverk, заметил: «М-да, хорошо сказано. Л.С., полагаю, тут открытым текстом озвучил то, что в среде наших „научных светил“ давно уже стало едва ли не нормой». На что torvard замечает: «Судя по результатам, Лев Самуилович освоил эту практику особенно интенсивно» и ссылается на мою «невероятную плодовитость… в самых разных областях».

Ясно, что оба автора этих высказываний не петербуржцы. Потому что археологи-петербуржцы хорошо знают, что я работал и работаю один. Сам. Не обладая никаким административным ресурсом. Все решительно вклады моих учеников в мои книги ОТМЕЧЕНЫ в этих книгах и помещены ПОД ИХ ИМЕНАМИ (см., например, мою «Археологическую типологию»). У многих из них это их ПЕРВЫЕ ПЕЧАТНЫЕ РАБОТЫ. И мое имя к ним НЕ ПРИПИСАНО – нет ни одного такого случая. В нескольких случаях мне помогли со сканированием и с поисками иллюстраций (и это все отмечено, поименно). Я выражал тоску по освобождению от рутинной работы, но делать ее мне приходилось в основном (за исключением отмеченного) самому.

Что касается операций, которые я считал бы возможным поручить секретарю, если бы он у меня был, то недоумение моих оппонентов вызывают: розыски в библиографии, выписки в библиотеках по заданным темам, сверки цитат и ссылок, справки о наличии неких фактов в литературе. Во-первых, секретарь может напутать, во-вторых, что же остается от научной работы на долю самого мэтра? Отвечаю. Секретаря, способного напутать, не нужно брать в секретари. А научного работника, для которого работа сводится именно к этим операциям, не нужно считать ученым. Потому что ученый должен разобраться в состоянии изученности материала, определить суть проблемы, найти подходящие методы решения, выдвинуть плодотворные гипотезы, наладить их разумную проверку и так далее. Тот гуманитарий, который в основном творчески переделывает старые тексты, – не ученый, а литератор.

Особую иронию и даже испуг вызывает у моих оппонентов поручение рассчитать по заданным формулам нужные параметры. Испуг завзятых гуманитариев понятен. Но я ведь не считаю археологию чисто гуманитарной дисциплиной. К тому же если я выбрал формулы и определил материал, то считать – сугубо рутинная работа.

«Видимо, наиболее „развесистые“ моменты „Анатомии Илиады“ как раз и объясняются склонностью ее автора перекладывать на помощников столь важные вещи», – пишет torvard. Когда я писал «Анатомию Илиады» (1980-е, опубликована в 1998-м), я был только-только выпущен из тюрьмы, и вокруг не было никого, не говоря уж о помощниках. Сотни тысяч вычислений в этой и других работах я проделал сам, когда компьютеров у нас еще не было. В своем критицизме мои оппоненты опираются на негативную рецензию Цымбурского и Файера на эту книгу, напечатанную в «Вестнике древней истории» (2002, № 1, она очень популярна), где эти историки, совершенно не понимающие законов статистики, указывали, что, применив те же методы к избранному ими случаю, не получили моих результатов. Так примените их к другим явлениям, это же статистика! Я нащупал, вы – нет. Когда эта рецензия была напечатана, я был тяжело болен, но выздоровев, написал ответ, напечатанный в том же «Вестнике древней истории» (2004, № 3), – почитать бы его моим оппонентам!

Надо бы объяснить, что позволяет мне быть «невероятно» продуктивным в своей работе. Да это очень просто. Во-первых, я трудоголик, всегда много работал – не пил, не вел пустые разговоры «за жизнь». Во-вторых, организованность и навык – я споро работаю. В-третьих, долгая жизнь – наработано много. Моя личная картотека – 180 000 карточек (это не только выписки, но и факты, идеи, зарисовки). Плюс знание языков – мне ж не надо переводить, я читаю. Ну, где-нибудь тут, наверное, и талант примешался.