Муки науки. Ученый и власть, ученый и деньги, ученый и мораль

4. Просвещенный консерватизм. Панацеей от всех зол Михалков считает «просвещенный консерватизм

». Он противопоставляет его «радикальным новациям любого толка», «националистическому экстремизму и международному терроризму

». Экстремизм и терроризм добавлены для пущего страха (они вообще ныне стали клеймом для всяких политических противников), а радикализм противостоит не консерватизму, а умеренности. Консерватизм же всегда противостоял движению вперед, прогрессу. Консервировать – значит, сохранить. Что же хочет сохранить Михалков? А он считает, что следовало сохранить российскую монархию, а коли не сохранили, то нужно было сохранять советскую тоталитарную власть, а раз и это не удалось – то авторитарную власть Путина. Мы хорошо помним, как Михалков от нашего общего имени выражал свои всеподданнейшие восхищения и пожелания Владимиру Владимировичу. Чем же «просвещенный консерватизм» отличается от просто консерватизма? Ведь не тем же, чем «суверенная демократия» от просто демократии. Просвещенный отличается цветочком в петлице и надушенными усами.

Кто же является носителем просвещенного консерватизма? Главные носители намечены исторической ретроспективой: это прежде всего Победоносцев. «К просвещенным консерваторам принадлежат выдающиеся представители государственной бюрократии, пережившие свой звездный час в эпоху царствования императоров всероссийских Александра I, Николая I, Александра II, Александра III, Николая II». То есть те, кто и привел Россию к революции и распаду. «Государственная бюрократия» – вот классовая основа «просвещенного консерватизма». «Главной опорой партии консерваторов» являются и «избиратели революционной по своей сути партии КПРФ». На более продвинутые и образованные столицы (Москву, Петербург) Михалков надеется мало – он уповает на более отсталую провинцию. «Консерватизм, в хорошем смысле слова, провинциален

». После чего следует сентенция общего характера: «Человек с устойчивой психикой и здравым рассудком, как правило, консервативен. Он хочет жить и умирать так, как жили и умирали его отцы и деды». Если предки жили при создателе империи Иване Грозном, а затем при «эффективном менеджере» Иосифе Сталине, если деды и отцы жили в ГУЛАГе и умирали в расстрельном подвале с пулей в затылке, то сам Михалков вправе избирать для себя такой консервативный идеал, но не стоит звать к нему соотечественников.

Вот еще одно новое понятие, введенное в политический словарь Михалковым: «гарантийное государство». Когда начинают выявляться особенности этого вида государства, то оказывается, мы его хорошо знаем: «губернаторы и мэры городов федерального значения должны выдвигаться на должность и освобождаться от должности Президентом страны

», а не выбираться населением. И тут же: «подкуп и давление властных и олигархических группировок на избирателей – должны окончательно и бесповоротно уйти в прошлое». Да как же они уйдут, когда чиновники (основные взяточники) ответственны только перед начальством, которое они подкармливают теми же взятками? По Михалкову, количество партий должно быть ограниченным: «В будущем в России должны остаться три политические партии, могущие реально бороться за власть: консервативная, либеральная и социалистическая». А если народ захочет, скажем, партию зеленых? Нельзя! А демократическую? Ни в коем случае! А монархическую? И ее никак! А ведь, кажется, Никита Сергеевич объявлял себя монархистом? Вот она жертвенность! Чем не пожертвуешь ради «гарантийного государства»!

5. «Евразийский» реваншизм. По «Манифесту» Михалкова видна его близость к современной разновидности «евразийской» идеологии, разрабатываемой выходцем из пресловутой «Памяти» Александром Дугиным. Эта квинтэссенция «Манифеста» содержится в следующих тирадах артиста: