Муки науки. Ученый и власть, ученый и деньги, ученый и мораль

Как опознать? Гумилев рассказывал притчу (воображаемый пример – он очень любил воображаемые примеры). Четыре одинаково одетых человека, молча, с одинаковыми газетами под мышкой, едут в автобусе на работу в один институт. На деле сказать, кто из них русский, а кто немец, татарин или грузин, их соседи по автобусу не могут. Хотя сами четверо знают, кто есть кто – и не только каждый о себе самом, но и друг о друге. Проверяется это их поведением: вот при них хулиган обидел женщину. «Грузин, скорее всего, схватит обидчика за грудки и попытается выбросить из трамвая. Немец брезгливо сморщится и начнет звать милицию. Русский скажет несколько сакраментальных слов, а татарин предпочтет уклониться от участия в конфликте». Очень красивый пример, но, к сожалению, не реальный, а основанный на анекдотах – на этнических шаблонах русского народного юмора. Так ведут себя люди в анекдотах, а в жизни – совсем по-другому. Татары промолчат? Вспомним конфликтное поведение крымских татар. А вот русское окружение хулигана очень часто молчит, хотя тоже, конечно, не всегда. Да и пример имеет дело скорее с южным и северным темпераментом, чем с национальным характером.

В науке сложилось представление об этнических признаках. Советскую науку отличало представление о четком наборе этих признаков, исходившем из сталинского определения нации. Нация – это этнос эпохи капитализма. Этнос – это нация, но без специфического признака времени – экономической общности. В мировой науке набор был шире и свободнее. Да и в советской науке после смерти Сталина и разоблачения «культа личности» придерживаться стандартного набора стало необязательно.

В американской литературе этнические признаки называются индикаторами этничности

или этническими маркерами. Считается, что они хотя и наследуются, но не биологически (они пребывают не в генах) и в конечном счете определяются персональным выбором. Маркёры – это объективные реалии: они существуют, даже если не признаются самими носителями или другими индивидами.

С самого начала определение этноса через список признаков наталкивается на огромные трудности. В советской науке этот вопрос обсуждался особенно упорно в первые послевоенные и послесталинские десятилетия. Рассмотрим же эти признаки в их определительной функции.

1. Язык – во всех определениях первый признак. Многие придают ему решающее значение в определении этноса и склонны считать, что в подавляющих случаях его одного достаточно. Но на английском языке говорят ныне многие нации – англичане, американцы, австралийцы, канадцы, это также государственный язык в Индии и Южной Африке. На немецком языке говорят немцы Германии, австрийцы, часть Швейцарии. Другие части швейцарской нации говорят на французском и итальянском. Бельгийцы говорят на двух разных языках: французском и валлийском, но считают себя одной нацией. Украина говорит на двух разных языках: западная Украина – на украинском, восточная и южная – на русском. Евреи мира вот уже больше тысячи лет говорили на двух неродственных языках – идише и ладино, оба не связаны ни с древнееврейским, ни с ивритом. Значит, общности языка недостаточно для определения этноса и не всегда она вообще значима.

2. Территория у многих этносов сплошная и единая. Но не у всех. Не говоря уже о том, что у многих народов есть диаспора – рассеянная по другим странам часть народа, некоторые народы имеют анклавы в других странах (оторванные куски сплошного заселения) – таковы были немцы Поволжья. А есть и народы, вообще не имеющие сплошной территории и живущие только рассеянно, повсюду, как цыгане и как до недавнего прошлого евреи. С другой стороны, единая сплошная территория не гарантирует этнического единства. Немцы Германии и Австрии – это самостоятельные этносы или по крайней мере нации, хотя у них один язык и они заселяют сплошную территорию. Территории румын и молдаван сомкнуты, да и язык у них по сути один, но это разные нации, разные этносы. У них разные государства.

3. Культура, на первый взгляд, столь же характерна для этноса, как язык. Но на деле еще менее показательна, ибо значительно легче заимствуется и распространяется. Это легче увидеть на примере материальной культуры. В Восточной Прибалтике живут три народа – эстонцы, латыши и литовцы. Границы между ними проходят по горизонталям. А в культурном отношении Прибалтику делят на две зоны, граница между которыми проходит по меридиану, прорезая все три этнических ареала. Материальная культура России за послевоенное время столь кардинально, повсеместно и всесторонне изменилась, что археолог будущего мог бы принять это за завоевание России западноевропейским народом. А на деле было противоположное: в войну Россия победила Германию. С этносом может совпадать не полностью весь комплекс культуры, а только некоторые компоненты, а какие – заведомо не установить.