Мумия. Возвращение

Рик осторожно коснулся пальцем ее губ:

– Не надо... не надо ничего говорить. Береги силы. Послушай... у меня в рюкзаке есть бинты и все, что тебе сейчас нужно... все будет хорошо... я пойду принесу его... а ты пока полежи здесь, только не разговаривай... и не засыпай, ладно? Постарайся не спать, и тогда...

– Обними... обними меня, – попросила Эвелин.

Сглотнув, О’Коннелл прижался к телу любимой женщины и обнял ее так крепко, чтобы сама смерть не посмела бы разлучить их.

– Крошка... крошка моя... Что же мне теперь делать? Чем тебе помочь?

Ее губы у его щеки чуть слышно прошептали:

– Вырасти... нашего ребенка.

Алекс, на долю которого выпало немало серьезных испытаний, мальчик, привыкший встречать опасность, по-британски надменно оттопыривая верхнюю губу, сейчас расплакался. В нескольких футах от Алекса сейчас умирала его мать, и дядя покрепче прижал к груди своего племянника.

Изо всех сил стараясь не зарыдать, О’Коннелл чуть отстранился, чтобы лучше видеть милое лицо жены. Он погладил ее по щеке ладонью, измазанной кровью, и проговорил:

– Не смей оставлять меня тут одного. У нас еще столько незаконченных дел. И ты мне очень нужна.

Эвелин собрала остатки сил, чтобы одарить мужа прощальной улыбкой, и чуть слышно прошептала:

– Я люблю тебя.

Он нежно поцеловал ее холодеющие губы, и его любимая Эви тихо испустила дух.

О’Коннелл отпрянул, не отрывая взгляд от затуманившихся карих глаз. Не выпуская из рук тело жены, Рик осторожно закрыл ей веки и продолжал сидеть неподвижно, сжимая в объятиях остывающий труп. Смерть сумела-таки одержать над ними верх.

– Дай мне свою куртку, – бесцветным голосом приказал Рик, протягивая руку к Джонатану.

Тот молча повиновался.

Рик вытер окровавленные ладони о ткань и хотел было накрыть курткой голову и грудь жены, но не смог спрятать под грубой тканью дорогое ему лицо. Вместо этого он бережно укутал тело женщины, подоткнув куртку по бокам – так любящий родитель укутывает ребенка, укладывая его спать.

Затем О’Коннелл выпрямился и обвел суровым взглядом лица Джонатана и Алекса.

– Вы останетесь здесь. С ней, – приказал он.

Алекс, прижимаясь к дяде, согласно кивнул. Джонатан, расстроенный и растерянный, с покрасневшими глазами, тоже ответил кивком.

Бросив на лицо жены последний, полный любви и горечи взгляд, О’Коннелл решительными шагами направился ко входу в пирамиду.

Увидев выражение его лица, Джонатан невольно содрогнулся. Ему стало почти жалко тех, с кем должен был встретиться пылающий местью О’Коннелл. Но только почти.

Глава 18

Ключ Скорпиона

Пока Рик О’Коннелл стоял на коленях возле убитой жены, в пирамиду незаметно проник еще один человек. Невзрачная невысокая фигура нагнулась над браслетом, так беспечно отброшенным Алексом, и быстро подобрала его.

Смотритель Хафис (а это был именно он) лихорадочно соображал, как он поступит с браслетом. В голове его рождались безумные планы, глаза сверкали, как у сошедшего с ума человека. Хафис все же сумел совершить древний обряд и срезал себе кожу со лба и теперь вместо нее матовым пятном белела кость черепа, запачканная кровью. Итак, он, Хафис, завладел браслетом Анубиса, а ведь тот был ключом ко всему на свете... Причем ключом в буквальном смысле этого слова.

Хафис понимал, что, если он освободит из заточения Царя Скорпионов, это повлечет за собой целую череду драматичных событий. Однако он решил, что выиграет в любом случае. Арабу было сейчас почти безразлично, кто в итоге станет победителем. Он был согласен служить любому хозяину нового мира, в котором будут править старые, вернее, древние порядки. Как говорят неверные, Хафис в самом ближайшем будущем придется выяснить, «откуда ветер дует».

Ни секунды не колеблясь, он надел браслет себе на руку.

Автор каталога и путеводителя по древнеегипетским сокровищам Британского музея был, прежде всего, ученым – может быть, и ополоумевшим от страшной боли после удаления кожи со лба, но все же ученым. Он прекрасно представлял себе внутреннее устройство золотой пирамиды, словно побывал здесь не единожды.

Время от времени поглядывая на браслет с изображением отвратительного членистоногого, Хафис уверенно двигался по золотым коридорам. Факел, зажатый в дрожащей руке, освещал ему путь. Во многих местах стены покрывали плесень и грибок. Вскоре бывший смотритель оказался в самой главной комнате пирамиды. Он без содрогания вступил на парапет у стены, представлявшей собой массу человеческих черепов и костей, вплавленных в золото.

Кости располагались таким образом, что все вместе составляли гигантское изображение скорпиона – куда больше того, что красовалось сейчас на запястье Хафиса. В каждой из клешней и лап чудовища было зажато какое-либо старинное холодное оружие. Оно легко вынималось из гнезд и вполне годилось для боя. Пасть скорпиона была раскрыта, и в глубине ее виднелось отверстие, наводившее на мысль о замочной скважине.