— И не стоит принажать заслуг Усура. Стоит признаться: не смотря на моё бахвальства, мы все сперва трухнули. Все, кроме него. Когда было решено отступить, он возразил, что если не этой ночью, то другого такого шанса нам природа не предоставит. А когда вьюга решила сыграть и против нас, он снова помог всем, угадывая движение людей скрытых потоками воздуха и снежной взвесью. Усур и дальнейшем будет очень эффективен, как и в последующей битве, так и во всём остальном.
От Дэвида не скрылись странные полутона в голосе тени — горечь и презрение. Он хотел было её спросить об этом, но та вновь взмахнула рукой.
Теперь они стояли посреди небольшой пещеры, чьи стены были покрыты зелёными и коричневыми прожилками. Она была полностью забита людьми, если не считать небольшого пространства в самом её центре. Там стояли семеро учеников Эд’Ма и Камнескрёб. Последний очень сильно нервничал, переступая с ноги на ногу.
Вдруг, в толпе началась толкучка, и из неё прорвалась невысокая, но прекрасная девушка. Эта была девушка с барельефа. Увидев Камнескрёба, она со слезами на глазах кинулась к нему. Тот, со страшным облегчением на лице, поспешил ей на встречу.
Но не успели они обняться, как из толпы вышел худой старик с длинной бородой до пола и безумными глазами. Он, хромая и опираясь на длинную ветку, подошёл к девушке. Старик, что-то крича на родном языке, схватил её за волосы и потянул назад в толпу. Камнескрёб хотел наброситься на старика, как вдруг раздался голос, что своей мягкостью и жесткостью заставил даже Дэвида застыть от благоговения.
Из маленькой группы учеников Эд’Ма вышел Каин. Дэвиду почудилось (или это действительно было явью?), что он сильно изменился за короткое время. Изменения были не внешними, хотя его фигура и одежда, слегка припорошённые снегом, и бледное, от холода и усталости, красивое лицо, чуть измазанное кровью врагов, и придавали ему сходство с воскресшим из мёртвых царём. Он с холодным презрением смотрел на старика, в страхе упавшего на тощую спину, еле покрываемую облезлыми белыми шкурками мелких зверят.
Изображение замерло, как только Каин поднял взгляд на толпу и открыл рот. В голосе Гильгамеша вновь проступила странная смесь тоски, восхищения и ненависти.
— Каин… он не меньше Усура сделал для нас, в ту ночь и в дальнейшем. Даже значительно больше. Но настоящий перелом в его характере ещё впереди. Но уже тогда его контроль над своим голосом и силой впечатлил нас. А ведь он был ещё так неопытен и поверхностно знал, как язык копателей, к которым относился Камнескрёб, так и язык рудокопов. А они были и близки и далеки одновременно.
Я бы не стал на этом концертировать твоё внимание, но ты, наверное, заметил, что Камнескрёб говорил на том языке, что мы использовали, как основной. Это был язык близкий к моему племени, семьи Авраама и предков Каина и Авеля. Тогда, по пути в их убежище я спросил его: «Откуда он знает этот язык?». Он ответил, что его бабка, по материнской линии, была нездешней. Но при этом она была уважаемой всеми старейшиной. Бабка как раз и обучила Камнескрёба этому и ещё нескольким другим языкам. В том числе и наречию рудокопов. Поэтому Каин, пока они добирались до деревни, попросил его хотя бы вкратце поведать о своём родном языке и отличиях того от языка рудокопов.