Муссолини и его время

К началу лета 1924 года фашистская партия и ее лидер могли чувствовать себя вполне уверенно. Кроме дипломатических побед и множащихся признаков экономического оздоровления Муссолини удалось закрепить свое положение в политической жизни Италии и государственном аппарате страны. Отныне фашистов представляла не только улица, но и почти четыре сотни мест в нижней палате. Несколько сотен тысяч чернорубашечников вышагивали по улицам городов в качестве милиции, ставшей частью военной и полицейской организации Италии. Беззубая пресса либо восхваляла реальные и выдуманные успехи нового правительства, либо ограничивалась аккуратной «конструктивной» критикой «отдельных» недостатков. Осторожный монарх если и не поддерживал правительство Муссолини полностью, то, очевидным образом, считал его меньшим злом в сравнении с «либеральной болтовней» или кабинетом из социалистов. Такого же мнения придерживалось большинство политических и общественных деятелей Италии.

Теперь-то, казалось Муссолини, он мог позволить себе вслух заговорить о надеждах на широкую политическую коалицию. Дуче был настолько великодушен, что упомянул о возможности – даже желательности! – сотрудничества с умеренными левыми, то есть социалистами. Почему бы и нет? Это лишь еще больше расколет лагерь его противников, а точнее – предотвратит саму возможность его формирования. Кроме того, как уже говорилось, Муссолини был крайне осторожен и продолжал опасаться радикалов в собственном лагере. Публичный призыв к сотрудничеству с левыми был сильным и рискованным ударом по фашистскому единству. Однако не стоит думать, что Муссолини руководствовался исключительно правилами политической борьбы, – пожалуй, в этом случае (как и во многих других) его чувства временно взяли верх над логикой построения диктатуры, требовавшей от дуче поскорее раздавить своих разобщенных и бессильных противников, завершив начальный этап политической унификации «новой Италии». Такие моменты эмоциональных колебаний накануне принятия жестких решений вообще были характерны для него – итальянский диктатор всегда тяготел к «войнам без сражений».

Но Муссолини проявил определенную наивность, всерьез рассчитывая на то, что его внутриполитические планы могут быть воплощены в жизнь не только без какого-либо противодействия, но и при полном одобрении всех нефашистских политических и общественных сил Италии. Крайне трудно сказать, насколько далеко он был готов пойти в своем маневре навстречу левым – слишком недолго продлился этот флирт с социалистами, – но нельзя согласиться с теми исследователями, кто всерьез рассуждает о неких упущенных в 1924 году шансах. Сама скорость и та легкость, с которой Муссолини перейдет от предложений сотрудничества с левыми к курсу на полное подавление политического инакомыслия, говорят о том, что с его стороны эти призывы были не более чем красивым жестом. Это не означает, что в тот момент он был неискренен в своем желании обойтись без ожесточенной борьбы с социалистами, но достаточно точно определяет границу, где заканчивались и терпимость Муссолини, и его «добрые намерения».

Между тем социалисты, потерявшие на выборах половину своих мест в палате, сами пошли на обострение ситуации, посчитав, что терять им больше нечего.

30 мая 1924 года на парламентскую трибуну поднялся депутат Джакомо Маттеотти, один из лидеров «Унитарной социалистической партии». Под неистовые, почти истерические выкрики фашистов он спокойно перечислил злоупотребления на прошедших выборах и потребовал аннулировать их результаты, пригрозив в противном случае использовать обструкционные формы протеста. Оппозиция еще имела возможности для маневра – депутаты левых фракций могли покинуть парламент, лишив его значительной доли легитимности.

На самом деле эти угрозы были не так уж опасны для режима, но смелый депутат попал в болевую точку фашистской легенды о «триумфальном успехе» 1924 года. Состоявшиеся в апреле выборы действительно были «грязными», а итальянцы, при всем их одобрении наступившей стабильности, еще помнили избирательные кампании прежних лет и могли сравнивать с выборами 1924 года – не в пользу последних. Из многочисленных источников поступала информация о том, что среди населения речь Маттеотти получила определенную поддержку. Оказалось, что смелые слова, произнесенные в трусливые времена, имеют немалую силу.

Муссолини, присутствовавший в палате во время выступления оппозиционного политика, был в ярости. Недавняя попытка «навести мосты с социалистами» делала возникший скандал для него особенно досадным – он не мог позволить себе выглядеть «слабаком», чья протянутая рука с презрением отвергалась. Более того, давно уже в парламенте никто из оппозиции не осмеливался выступать в столь жестком стиле.