Муссолини и его время

На Втором съезде «Национальной фашистской партии», летом 1925 года, Муссолини открыто продекларировал свои цели: фашизация Италии, заявил он, это задача самого ближайшего времени. Слова «итальянец» и «фашист» должны стать синонимами – это означало, что говорить о сохранении политических свобод уже не приходилось. Собравшимся фашистским делегатам пришлось усвоить новые правила: вождь не ищет у них совета и тем более не испрашивает у них согласия, а приказывает и ведет за собой. Именно тогда Муссолини по-настоящему стал «дуче» (ит. Duce от лат. Dux, вождь) – с середины 20-х годов это слово прочно вошло в обиход фашистского лексикона, чтобы затем распространиться по всему миру.

Прежде так в Италии уже называли некоторых знаковых персон – и знаменитого Гарибальди, и короля Виктора Эммануила III, и поэта д’Аннунцио, но у них не было за спиной пропагандистского аппарата и тоталитарного государства. Гарибальди давно умер, король не пожелал именоваться титулом, присвоенным ему итальянскими газетчиками, захлебывающимися от восторга в ура-патриотическом угаре Первой мировой войны, а от неудачливого покорителя Фиуме Муссолини избавился при помощи банальных взяток, пожизненного пенсиона и прочих льстящих самолюбию поэта подношений, так что в истории остался только один дуче.

В конце декабря 1925 года Муссолини добился еще одной своей цели – отныне сместить его с поста премьер-министра мог лишь король, тогда как нижняя палата фактически потеряла всякое влияние на правительство. Дуче мог быть доволен этим успехом – по его мнению, Виктор Эммануил не представлял для фашистского режима никакой угрозы. Как показало будущее, в случае с королем политическая интуиция Муссолини подвела. Но вплоть до лета1943 года собственная дальновидность казалась вождю фашистов неоспоримой.

С середины 1925 года в стране началась «зачистка» бюрократического аппарата от «не национально мыслящих» чиновников. Но опасаться приходилось не только рядовым служащим: сенатор, неосмотрительно подавший голос против предоставления премьер-министру столь больших полномочий, тут же был лишен неприкосновенности и как «клеветник» отправлен на пять лет «перевоспитываться» в стенах пенитенциарного заведения. После этого инцидента других смельчаков в Сенате уже не нашлось. Продолжая улучшать работу законодательных учреждений, в январе 1926 года Муссолини освободил депутатов от «утомительной» необходимости поддерживать его законопроекты. Новый закон наделял декреты правительства законодательной силой сразу после их опубликования – правда, лишь в том случае, если в этом возникала «настоятельная и безусловная необходимость». Определять границы этой «необходимости» должен был, разумеется, сам глава кабинета, что по его мнению выгодно отличало Италию, добившуюся осуществления «идеи современного юридического государства», от остальных государств Европы, которые все еще являлись «пленниками механической и абстрактной теории разделения властей».

Столь разительным и быстрым изменениям законодательства Муссолини обязан был своему новому министру юстиции Альфредо Рокко – именно этот перешедший к фашистам из левого лагеря юрист сумел не только сформулировать первую четкую концепцию «фашистского государства», но и упорно претворял ее в жизнь. Прежде Рокко представлял интересы «Национальной фашистской партии» в парламенте, на посту президента палаты, а министром стал, когда в начале 1925 года Муссолини перешел к «ответным действиям» против оппозиции. Рокко был таким же проводником политики дуче, что и Фариначчи, только на гораздо более высоком уровне. Без таких помощников, как Рокко или Джентиле, Муссолини никогда не удалось бы придать процессу политической унификации и фашизации Италии респектабельность и правовую целесообразность в глазах общества и закона. Рокко помогал Муссолини добиться создания «новой Италии», в которой относительная экономическая свобода сочеталась бы с политическим единообразием, а государство стало бы абсолютом, самодовлеющей ценностью. «Наша концепция свободы, – писал Рокко, – заключается в том, что личности должны быть предоставлены условия для развития в интересах государства». В то же время если для либералов «свобода – это принцип, фашист рассматривает ее как средство, метод». В конечном счете все сводилось к простому принципу – фашизм принимает и использует все, что пойдет на пользу государству и режиму.